Наконец-то я позволила Линдену отпустить меня. Я дарю ему сияющую улыбку.
— Я так счастлива видеть тебя.
— Я тоже, — шепчет он и сжимает мою руку.
— Линден, это моя мама, — говорю я, делая жест в её сторону. — Она в основном отвечает за булочки с корицей.
В другой жизни.
— Миссис Вестинг, — говорит Линден со сдержанной формальностью, и я с облегчением заметила, что он не говорит с ней громко или не слащавых жестов, как например наклониться и встать на одном уровне с ней, как вы могли бы сделать это с маленьким ребёнком. Мама ненавидит это. Он просто протягивает руку. Ещё больше причин его обожать.
— Приятно, наконец, встретиться с тобой, Линден, — говорит она, и улыбка, скользящая по её губам, говорит мне, что она одобряет личность, которой стал Линден. Гораздо более привлекательный, чем двенадцатилетний ребёнок, на которого я обычно указывала во время школьных музыкальных программ, когда мы были в средней школе.
— Я знаю, что это неожиданно, — говорит Линден, всё ещё обращаясь к моей маме, — но мои родители наняли для меня личного охранника, — он делает паузу, чтобы почесать затылок, как будто он смущён, а затем указывает на парня в невзрачной синей униформе. Я стараюсь задушить смех, потому что, действительно, это не смешно, но я понимаю, почему он смущён. — И я подумал, не возражаете ли вы, если я… Ну, если я напрошусь к вам в гости. В любом случае, я собирался сегодня чуть позже списаться, — продолжает он, — но столкнувшись с вами…Его лицо озаряется широкой улыбкой, и он обнимает меня за плечи. — Это больше, чем повезло.
— Это было бы здорово, — говорит моя мама. — Надеюсь, ты понимаешь, почему я не могу позволить Шарлотте пойти к тебе домой.
Он кивает.
— Я понимаю. И всё в порядке. Затем он дарит мне такой пылающий взгляд, что если бы это было возможно я бы буквально растаяла в лужицу, прямо там, посреди продуктового магазина. — Кроме того, — говорит он, разрывая наш взгляд, чтобы снова посмотреть на маму, — охранник отвезёт меня к вашему дому, а затем останется на всё время, поэтому и вы, и Шарлотта тоже будете в безопасности.
— Беспроигрышный вариант — радостно говорит моя мама, но с намеком на грусть, которая, как я знаю, приходит когда происходят такие вещи.
— Может быть, завтра? — говорит он. — Я знаю отличное итальянское местечко, и я могу заказать еду навынос. Он снова взглянул на меня, подняв одну бровь. — А потом фильм?
— Звучит прекрасно, — говорю я, чувствуя себя лучше, чем с тех пор, как была атака на Клару. Мы уточняем всё ещё несколько раз, и Линден говорит, что он оставит нас делать покупки. Он колеблется в течение секунды, и его глаза бросаются к моей маме, но прежде чем уйти, он дарит мне быстрый поцелуй в губы перед всеми.
Я трепещу.
Совершенно не стесняясь, я поворачиваюсь и наблюдаю, как он проходит весь путь по проходу, пока он не исчезает с поля зрения забирая за собой солнечный свет.
— Ну, Шарлотта, — говорит моя мама, и я поворачиваюсь к ней, почти забыв в этот момент, что она тут. Она легонько стукает меня по руке. «— Ты держалась молодцом», — сказала она с хитрой усмешкой.
В ту ночь я добираюсь до двери.
Я вижу её, как только оказываюсь на отражающем полу. Я начинаю бежать, но, кажется, она удаляется от меня ещё быстрее, когда я ускоряюсь.
Поэтому я останавливаюсь и решаю идти, сохраняя темп. Я понимаю, это изменилось, когда я приближаюсь к тому же нечетному варианту «два шага вперёд-один-шаг-назад». Когда я впервые увидела её, это была грубая но крепкая дверь, сделанная из длинных толстых бревен тяжелого дерева. В последнее время в неё появились окошки. Две ночи назад одно, а вчера вечером было уже два. Теперь в двери четыре длинных тонких стекла, которые покрывают почти всю поверхность.
Оказавшись в трёх футах от неё, я наклоняюсь вперёд и хватаюсь за дверную ручку.
Только чтобы открыть отодвинулась и расстояние увеличилось.
Поэтому я приближаюсь, и оказываюсь так близко, что почти не могу не прикоснуться к ней. Я не прекращаю идти, но я поднимаю руку и медленно провожу ею по дверной ручке. Только когда мои пальцы находятся вокруг ручки, я, наконец, позволяю руке сомкнуться в кулак.
И дверь останавливается, как будто привязана к реальности при контакте с моей рукой.
Одно я знаю точно; я не отпущу.
Я поворачиваю ручку, и она заперта. Я должна была догадаться.
Но эти окошки. Я приближаюсь к двери и смотрю сквозь стёкла с фаской.
С другой стороны — такая же куполообразная комната, но бесконечно меньше моей. Не говоря о том, что она тёмная. На потолке есть несколько сцен, но я не могу понять с детали. Странная энергия пульсирует прямо у двери — почти как вибрации от громкой музыки — и я понятия не имею, что это значит.
Я вижу движение за слегка рельефным стеклом.
Кто-то там есть? Кто-то ещё в моей сверхъестественной области? Это не имеет смысла. Но кто-то запер дверь. Я стучу по шероховатой поверхности двери, и движение отдаляется, и я больше не вижу его.
— Эй! — кричу я. Это мой мир; по крайней мере, я должна командовать остальными.
В попытке заставить кого бы то ни было вернуться, я поднимаю обе руки и стучу ещё громче, но как только моя кожа теряет контакт с дверной ручкой, дверь ускользает.
— Чёрт возьми! — кричу я. Я стою, глядя на дверь, задаваясь вопросом, могу ли я достичь её за более короткое время, если начну движение прямо сейчас.
Но прежде чем я успеваю принять решение, купол вокруг меня темнеет. Не темнеет — тускнеет. Достаточно, чтобы заметить это. Один светящийся квадрат там выше, и с моей стороны он не фокусируется без моих усилий, он скатывается вниз по сферической стене и приближается, пока не оказывается прямо передо мной, приглашая меня войти.
— Линден, — вздыхаю я и вхожу в сцену, забывая о двери.
Думаю, это завтрашний день. Линден идёт ко мне, на его лице улыбка, в его руках картонные коробки и кружевные снежинки в волосах. Когда моя мама подъезжает и предлагает что-то взять, я вижу, как моя рука скользит в его и как переплетаются наши пальцы. Я смотрю на эти пальцы, желая, желая жить в этой сцене, а не просто наблюдать за ней. Желая и надеясь так сильно, что я начинаю ощущать тепло на своей ладони.
И затем я смотрю в глаза Линдена, когда он сжимает мою руку.
Он направляется в кухню, оставляя меня стоять на холодном воздухе, задувающем снежинки в фойе.
Я в сцене. Проживая собственную роль. Я нерешительно поднимаю руку, чтобы закрыть дверь и немного удивлена, когда она движется. У меня на лице появляется улыбка. Единственное, лучше, чем идеальное свидание, — это прожить его дважды. Без лишней мысли я полностью погружаюсь в сцену, отчаянно наслаждаясь собой на этот раз.
Я с трудом могу поверить, что это не реально, поскольку я чувствую вкус соуса Альфредо во рту, откусываю хрустящую корочку хлеба, и чувствую горьковатый оттенок эспрессо в тирамису. Нет ничего, что могло бы показаться ненастоящим, так как еда заканчивается и начинается фильм. Не то, чтобы Линден или я смотрели большую часть фильма. Это прелести выдуманного мира. Я чувствую, что сцена тонко подстраивается под мои желания.
Конечно, я выбираю вариант с многочисленными поцелуями. Чему это может навредить? Я знаю, что завтра, когда мы будем у меня дома, на моём диване, когда мама в соседней комнате, я не буду достаточно смелой, чтобы делать всё, что делала в моём сне, но сегодня я наслаждаюсь этим.
— Это мои родители, — говорит Линден, когда его телефон принимает смс. — Время, когда мистер Телохранитель должен доставить меня домой. Он притягивает меня и прикасается губами к моей шее. — Я предпочел бы остаться здесь. Он снова целует меня, долго и томительно, прежде чем встать и поднять меня на ноги.
— Я провожу тебя к машине, — говорю я, потягиваясь.
— Нет, — так быстро говорит Линден, что меня это пугает. — Парень подойдёт к двери, — говорит он.
Я сразу становлюсь серьезной.
— Ты боишься? — спрашиваю я, зная, что у меня никогда не будет достаточно смелости чтобы спрашивать что-то такое личное в реальной жизни.
Он спокоен ещё мгновенье, и я вижу, как мышцы на его лице напрягаются. От этого он выглядит младше.
— За тебя? Да.
— А за себя? — нажимаю я.
— Иногда, — говорит он. Он поворачивается и пробегает кончиками пальцев по сторонам моего лица. — Но я готов рискнуть и большим, чтобы увидеть тебя. Он выпрямляется и открывает дверь, уходя от меня без поцелуя. Но его признание кажется настолько интимным, и малая частичка меня скорбит о том, что это всё не реально.
Когда двери за ним закрываются, мои глаза открываются и солнечный свет проникает в мою спальню через полуоткрытые жалюзи, и я от расстройства вздыхаю.
Глава 24
Реальная жизнь бьёт меня в лицо, как только я покидаю свою спальню. Дверь Сиерры закрыта, но мама работает в кабинете с включенным маленьким телевизором. Новости о Кларе. Прошло уже четыре дня, и врачи всё ещё не могут дать утвердительный ответ о том, будет ли она жить завтра, а тем более в ближайшие пятьдесят лет.
Её родители смогли выйти из её палаты и сделать краткие заявления, и каждый телевизионный канал просто воспроизводит сюжеты снова и снова. Поблагодарив людей за их поддержку, призывая найти чудовище, которое сделало это с их дочерью.
Неужели я это чудовище, по крайней мере частично?
Я пыталась защитить её настолько, насколько возможно, но я знаю, что могла бы сделать больше.
Но тогда, какова была бы цена этого? Еще одно убийство, которого бы я не увидела, как Эдди? И что, если бы я полностью проигнорировала видение? Клара была бы мертва. Но я ненавижу, что я приняла это решение за неё.
Я не уверена, что смогу пережить еще один день, взаперти в доме, и телевизор постоянно напоминает мне о том, что я сделала. Какая польза от власти над будущем, когда трагедия уже в прошлом? Мне бы хотелось просто вернуться в постель и просто спать целый день, но даже я не могу спать так много.
Мне удается провести несколько часы, играя в новую игру «Полнолуние», в попытках перечитать любимую книгу и немного поспать. Это первый раз в жизни, когда я бы хотела, чтобы у меня было домашнее задание. Я подумываю о том, чтобы сделать упражнения из учебника по тригонометрии, чтобы занять мозг.
Наконец, пришло время приезда Линдена, и я нервничаю, надеясь, что я не испортило ничего, уже прожив версию того, что могло бы произойти сегодня. Я продолжаю вести себя глупо — реальная жизнь всегда лучше, чем сны; это как книги и фильмы. Но даже в этом случае я выбираю другую одежду, а не ту, что была на мне в сверхъестественной области прошлой ночью.
Просто чтобы доказать, что я могу.
Странное чувство дежа вю не беспокоит меня, когда Линден входит с такой же едой, которую он принёс прошлой ночью, и особенно не тогда, когда она такая же вкусная и в реальной жизни. Тётя присоединяется к нам, и я представляю их.
Это тоже изменение. Прошлой ночью нас было только трое. Я стараюсь не видеть в этом никакого смысла, но я не могу не задаться вопросом, наблюдает ли она за мной.
Или она каким-то образом наблюдала за мной прошлой ночью.
Я не знаю, как это возможно. Но я начинаю сомневаться в каждой мелочи.
Сиерра тихо сидит в конце стола, а Линден создает веселую атмосферу, рассказывая новые анекдоты и истории, которые мы ещё не слышали. Я никогда раньше не считала, что жизнь трёх одиноких людей, живущих вместе, может быть немного, ну, скучной, но после света и энергии, которые Линден принёс сегодня за наш стол; интересно, что потребуется сделать чтобы не чувствовать такую пустоту в доме.
Как только с едой покончено, Сиерра бормочет извинения и быстро улыбается. С выразительным взглядом в мою сторону она заявляет, что уйдет в свой кабинет вместо того, чтобы смотреть вместе с нами фильм. Есть вероятность, что действительность сегодняшнего вечера приблизится к вчерашнему сну.
Приблизится. Конечно, я не такая смелая, как прошлой ночью у себя в голове.
Мы просматриваем мою коллекцию DVD, обсуждая достоинства этого фильма или иного, но взгляды, которые мы бросаем, заставляют меня быть уверенной, что ни один из нас не собирается смотреть то, что мы выбираем. Мы останавливаемся на «Принцесса-невеста» — ничего схожего с классикой — и мы очень заняты тем, что не смотрим фильм.
— Я так скучал по тебе, — говорит Линден, кончик его носа движется по краю мочки моего уха и посылает дрожь удовольствия по моему позвоночнику. — Ты, должно быть, сходишь с ума запертая здесь весь день, каждый день.
— Практически, — шепчу я так спокойно, как могу. Вероятно, в сотый раз я удивляюсь, как странно, как самые лучшие и худшие вещи, которые когда-либо случались в моей жизни, происходят одновременно.
Но сегодня я отталкиваю всё остальное и просто позволяю себе быть с Линденом. Любить ощущения его рук, когда они исследуют моё тело и шёпот его губ на моей коже, в моих волосах и, конечно же, на моих губах. Несмотря на сверхъестественную жизнь, которой я живу, и изоляцию, которая, я знаю, ждёт меня в будущем, этот опыт настолько свежий и новый, что я чувствую себя маленьким ребёнком.
Фильм почти закончился, и мои нервы полностью, хотя и приятно, истощены, звонок мобильного нарушает тишину. Линден вытаскивает телефон, и экран освещает его лицо в темноте.
— Это родители, — говорит Линден. — Время, когда Мистер Телохранитель должен привезти меня домой. Тревожные колокола начинают звучать очень тихо в затылке, когда он прижимает губы к моей шее. — Я предпочел бы остаться здесь. Его губы находят мои, но я едва могу ответить, когда он меня целует. Я имею в виду, что я знала, что сцена, в которой я была прошлой ночью, была возможным будущим, и сегодня это было довольно близко. Но диалог, точный до слова, немного обескураживает.
Я про себя смеюсь от своей паранойи. Это не должно быть так. Это была просто мечта, и я не должна играть свою роль. Поэтому я стараюсь не говорить, держа язык за зубами, но слова всё равно выходят в любом случае.
— Я провожу тебя к машине.
Подождите. Нет. Это неправильно. У меня должен быть выбор.
— Нет, — говорит Линден, как вчера вечером. — Парень придёт к двери. Я не хочу, чтобы ты подвергалась опасности даже на секунду.
Я смотрю ему в лицо и снова, я сражаюсь, чтобы держать свой рот закрытым. Мне не нужно его спрашивать. Мне не нужно.
— Ты боишься?
Что не так со мной?
Он смущается. Выражение его лица заставляет меня плакать.
— За тебя? Да.
Откуда берутся эти слова? Являются ли они его, и я просто слышала их раньше времени прошлой ночью, или я это сделала?
— А за себя?
— Иногда, — говорит он. И прежде чем пальцы коснутся моего лица, я уже знакома с этим чувством. — Но я готов рискнуть и большим, чтобы увидеть тебя.
Я стою в дверном проёме и наблюдаю, как охранник сопровождает его к машине. Он останавливается, прежде чем сесть на своё место, и я знаю, что он ждёт, когда я закрою входную дверь. Он не уедет, пока я этого не сделаю.
Вчера вечером я сделала все эти выборы. Я решила, каким путём следовать. Так это мой выбор, когда я отступаю и закрываю дверь, или я диктовала своё будущее в своих снах прошлой ночью?
Сценарий был другим. Я не была третьим лицом, как все остальные. Я играла с куполом. Это что-то меняет?
И то, как я попала на ту сцену, в первую очередь — как она скатилась вниз, без моего желания. Это я сделала? Кто-то ещё это сделал?
И если это только из-за меня, то всё, что сказал Линден, и сделал сегодня — ложь?
Я шатаюсь по коридору, почти забывая, что моя мама всё ещё бодрствует. Она с улыбкой поворачивает свой стул.
— Итак? — спрашивает она.
Я должна улыбнуться ей. Я должна поднять уголки губ, хотя я чувствую, что мир рушится на куски в моих руках.
— Я думаю, что люблю его, — говорю я, потрясенная собой, когда звучат слова. Хотела бы я вернуть их обратно. Что, черт возьми, подумает мама? Даже несмотря на то, что ей известно о моём «увлечении», она на самом деле не понимает годы суеты, желания, понимания, что у меня его никогда не будет. Только для того, чтобы в конце концов получить его.
И я не знаю, по-настоящему ли это.
Я говорю себе, что это Рождественская вечеринка. Это было до того, как я придумала это в своём втором взгляде. Я не могла бы это сделать.
Мама просто улыбается моему заявлению и говорит:
— Ты шутишь? Я сама почти влюбилась в него.
Я смеюсь, но внутри хочу плакать, особенно когда она берёт меня за руку и сжимает её.
— Пришло время, чтобы в твоей жизни кто-то появился. И видит Бог, что нам всем сейчас пригодилось бы немного счастья.
Это может быть правдой, но некоторые заслуживают этого больше, чем остальные.
Я поворачиваюсь, чтобы уйти, когда мама добавляет:
— Врачи говорят, что состояние Клары стабилизировалось, но, если она не придёт в себя в ближайшее время, она, вероятно, уже не проснётся.
Я выхожу из её кабинета, медленно и тихо, на случай, если она услышит меня и решит сказать что-то ещё. Сегодня я не могу справиться.
В своей спальне я натягиваю растягивающиеся штаны для йоги и старую, выцветшую футболку и подбираюсь под одеяло. Когда я проснулась сегодня утром, я не очень-то думала о том, что я фактически оказалась в сцене с Линденом, находясь в сверхъестественной области. Это имело значение? Я диктовала своё будущее, потому что я оказалась в сцене? Или я просто проживала тот момент, который всё равно случится?
Но это было настолько правильно! Конечно, я могла быть в другой одежде, и Линден сказал нам заранее, что он принесёт итальянскую еду. И были и другие различия. В частности, Сиерра присоединилась к нам.
Но этот разговор. Это было не только слово в слово, я чувствовала, что не могу не произнести эти слова. Это было похоже на странное принуждение. Так Смит всегда описывал то, что мы делаем в моих видениях.
Был Оракул, использующий свои силы на мне.
Но это был кто-то другой, или это была только я?
В моем сознании появилась крошечная идея. Если я смогу поставить себя в сценарий сна и воплотить его в жизнь, разве я не должна ставить себя в реальное видение? Которое точно произойдет?
Я не думаю, что могу просто создать сценарий в сверхъестественной области, в котором я раскрываю убийцу — даже купол содержит только возможные варианты развития будущего. Я не думаю, что я могу придумать будущее из ничего. Но если у меня будет видение следующего убийства и займу место жертвы в нём, я смогу поменять будущее по своей воле. Разве я не смогу?
Я достаю кулон с камнем из-под кровати и надеваю его на шею, сжимая его в кулаке. Мне нужно потренироваться занимать место в видениях во сне. Потому что, если я смогу это сделать, то конечно я смогу и занять место в предсказании. И это ключевой момент моего плана.
Плана, который будет работать, только если я смогу сделать две вещи, которые, я думаю, могу, — две вещи, на которые, как сказал Смит, я не способна: воздействовать на физический мир во время предсказания и менять будущее, когда мне снится сверхъестественная область.
Что вызывает вопрос — действительно ли Смит не знал, или он всё время лгал?
Глава 25
На следующее утро я проснулась ото сна без сновидений.
Нет, это неправильно, сонно думаю я, пытаясь стряхнуть паутину со своих мыслей. Я должна была войти в свой второй взгляд прошлой ночью; на мне было ожерелье. Мне нужно было практиковаться!
Мои руки поднимаются к подвеске — возможно, она упала. Но нет, она всё ещё там. Вокруг моей шеи. Почему она мокрая? Я смотрю вниз, и крик вырывается из моего горла.
Я покрыта кровью. Столько крови, что это не яркий алый, а глубокий бордовый цвет. Лужа крови у меня на коленях, впитывается в кровать и распространяется по простыне. Я борюсь за глоток воздуха, когда моя ладонь задевает что-то холодное, и мои руки смыкаются вокруг рукоятки ножа.
Лезвие покрыто кровью, которая уже высохла кривыми ручейками. Отбрасывая нож от себя, я падаю с кровати на пол, и моя правая рука оставляет прекрасный красный отпечаток ладони на бежевом ковре.
— Шарлотта! Ты в порядке? — Я слышу голос моей мамы вниз по коридору и бегущие шаги Сиерры.
Я вскакиваю на ноги и делаю выпад к двери, надеясь запереть её, прежде чем они смогут добраться до меня, но мои ноги запутаны в постельном белье, и даже когда я встаю, то спотыкаюсь и растягиваюсь на полу, ещё больше размазывая кровь. Дверь распахивается, едва не задевая мою голову, и мама с Сиеррой смотрят на меня с широко раскрытыми глазами.
— Я могу это объяснить! — взревела я, хотя я знаю, что не могу.
Они просто смотрят на меня. В комнате. Пока мама наконец не спрашивает:
— Ты упала с кровати? — с намёком на смех в голосе.
Я всё ещё смущена, в замешательстве с широким раскрытыми глазами, а потом я смотрю на себя.
Кровь исчезла.
Я оглядываюсь назад, постель разбросана по всему полу. Чистая. Что сейчас произошло? Я знаю, что видела. Я почувствовала нож. Это был не сон — это не было видением. Что, чёрт возьми, происходит?
— Да, вроде как, — задыхаясь выдавила я из себя. Эмоциональные американские горки наконец-то берут надо мной верх, и слезы облегчения потекли по моему лицу. Маниакальное хихиканье хочет выбежать из горла, но я знаю, что нужно сдержаться. — Плохой сон, — я останавливаюсь на этой версии.
— Ох, Шарлотта, — тихо сказала мама. — Конечно, у тебя плохие сны. — Она наклоняется и поднимает меня на колени и обнимает меня. Она долго обнимает меня, когда я пытаюсь остановить икоту, плач, и притворяюсь, что я расстроена из-за того, о чем она думает.
Я поднимаю глаза, а Сиерра всё ещё там. Я чуть вздрогнула под её пристальным взглядом.
— Шарлотта? — говорит мама нерешительным голосом, и всё моё тело мгновенно бросает в холод. — Я знаю, что ты уже расстроена, но я должна сказать тебе, прежде чем ты это увидишь; произошло ещё одно убийство. Мальчик. Они сказали, что он подросток, но его имя не было названо. Я просто…Я думаю, что после такого кошмара, наверное, лучше всего услышать это от меня, а не из новостей. Или даже от Линдена.
— Линден! — кричу я.
— Я взяла на себя смелость позвонить его матери. Это был не он.
Я не могу двигаться. Не могу дышать.
— Когда? — я задыхаюсь.
— Они думают посреди ночи. Никто не знает, почему он вышел.
— Как он умер? Больше всего меня пугает этот вопрос, чем все то, что произошло со мной до сих пор, но я должна спросить.
— Что ты имеешь в виду, как?
— Что…. Что использовал убийца? Какое оружие?
Мама гладит мои волосы.
— Милая, я не хочу, чтобы ты так расстраивалась. Может быть, нам нужно просто отключить новости на день и…
— Нож, — перебивает моя тётя.
— Сиерра! — ругается моя мама.
— Она задала вопрос; она заслуживает получить ответ, — ровно говорит тётя.
Молчание мамы, а также тяжесть её пальцев на моей спине говорят мне, что она не согласна, но слишком поздно возвращать слова.
Я онемела. Нож. Что происходит? Это другое видение? Или настоящее срастается со вторым взглядом? Может, я зашла слишком далеко. Может быть, я испортила свои способности…. и они… неисправны?
Я оглядываюсь назад на тётю и маму, двух женщин, которые составляют большую часть моего мира, и чувствуют себя очень одинокими. Рассеянный утренний свет освещает их с мутной яркостью, и я понимаю, как ещё рано.
— Я в порядке, — говорю я. — Честно говоря, теперь, когда я успокоилась, я думаю, что хотела бы просто вернуться в постель. Я заставляю себя улыбаться, хотя я знаю, что улыбка выглядит в лучшем случае вынужденной. — Сегодня новогодняя ночь. Я не хочу заснуть до полуночи.
Я больше никогда не хочу спать.
Моя мама смотрит на меня смешно, но кивает и поворачивает кресло-коляску по коридору к кухне. Тётя не уходит. После взгляда на мою маму — её сестру, я часто забываю; что это человек, от которого она скрывала свои секреты всю свою жизнь, она говорит:
— Видение?
Я не знаю, что сказать, поэтому я киваю. Это было видение, формально. Это просто не то видение, о котором она говорит.
— Ты знала о ноже, — говорит она, и это не вопрос. — Видение победило тебя?
— Это было другое видение, — выпалила я, и мне нужно было рассказать кому-то. Нужно сказать ей — женщине, которая была моей поверенной столько, сколько я помню. — Не было никаких предупреждений, никакой темноты, я просто — видела это! — Я знаю, что она думает, что я имею в виду, что я видела убийство, а не себя в крови, но я не могу признаться в большем.
Я боюсь.
Она смотрит на меня, поджав губы. Затем её лицо смягчается, и она говорит:
— Всё, всё, становится сложнее во время кризиса. Она кладёт руку мне на плечо и сжимает. — Ты не всегда будешь побеждать, но продолжай сражаться.
— Это так сложно, — шепчу я.
— Я знаю — они тоже изматывают меня.
— Неужели? — Я не знаю, почему я удивлена; конечно, у Сиерры будут видения, похожие на мои. Оракулы всегда получают видения о наиболее значимых событиях своего сообщества. И это тоже её дом.
Но она достаточно сильна. Даже если бы я пыталась бороться с видениями, но я не могу. Они победили меня.
— Очень важно закрыть свой разум, Шарлотта. Несмотря на то, что мы не используем его, твой второй взгляд уязвим и более силён, чем ты можешь себе представить.
Мои слёзы прекратились из-за её слов, и на секунду мне интересно, продолжит ли она.
Но она просто проводит рукой по моему лбу, заправляя мне волосы за ухо.
— Будь бдительна, Шарлотта. Борись.
Затем она уходит, и я остаюсь на коленях посреди комнаты, чувствуя себя самым пустым местом в мире. Я чувствую, что слезы снова подкатывают, и на этот раз я делаю именно то, что собираюсь. Я закрываю дверь, хватаю постель с пола, натягиваю её на голову и возвращаюсь обратно в сон без сновидений.
Я долго смотрю на имя Смита, светящееся на экране моего телефона, в то время как я решаю, отвечать ли на его звонок. Мне не нравятся подозрения, которые у меня возникли. То, что он лгал мне о том, что я могу и не могу сделать в сверхъестественной области и в видениях. Кажется, он так много знает. Как он мог не знать, что я могу там сделать?
Либо он солгал, либо он не так хорошо осведомлён, как притворяется. как бы то ни было, я начинаю сомневаться в нём.
И мне не нравятся сомнения, которые он вложил мне в голову о насчет тёти.
Я бы хотела, чтобы у меня было видение о нём.
Глубоко вздохнув, я решила действовать храбро и честно. Я сдвигаю панель, чтобы ответить на звонок, и говорю:
— На самом деле я не уверена, что хочу говорить с тобой.
Тишина. Я его шокировала.
— Что ты думаешь, я сделал? — тихо спрашивает он.
— Я не уверена, — говорю я шёпотом.
— Я так устал оправдываться перед тобой, когда я только пытался помочь. Не позволяй этому чудовищу сделать тебя параноиком. Ты должна думать ясно.
— Чтобы сделать что? — шиплю я. — У меня не только не было видения последнего убийства, когда я проснулась, у меня не было воспоминаний о том, что я вообще была в сверхъестественной области. Хотя я спала с камнем. А потом… — Я замолкаю, прежде чем смогла сказать что-нибудь ещё. Я не хочу рассказывать ему о крови. О ноже. Я не хочу никому рассказывать, но в этот момент, я особенно не хочу рассказывать ему. — Смит, — говорю я вместо этого. — Он умнее нас. Мы больше не можем это делать. Мы вредим людям.
— Мы спасаем людей! — отрезает он. — Возможно, ты забыла о Джессе и Николь, но я нет. Можешь ли ты сидеть сложа руки и позволить людям умирать?
— Они всё равно умирают. Или хуже — посмотри на Клару. Мы сделали это!
— То, что случилось с Кларой ужасно; я не собираюсь врать тебе об этом. Но это никогда не остановится, если ты не поможешь.
Я не знаю, что думать. Что делать. Надежды и планы, которые у меня были прошлой ночью, прямо сейчас на миллион миль за гранью невозможного. Как я должна поймать гениального серийного убийцу, который каким-то образом может иметь Оракула на своей стороне? Я не думаю, что даже буду мечтать о том, чтобы оказаться во втором взгляде. Я не могу рисковать. Там кто-то контролирует меня. Мне нужно найти другой путь.
Это напоминает мне кое-что.
— Смит? — говорю я осторожно. Я не уверена, что хочу ему доверять, но мне больше некого спросить. — Ты когда-нибудь ходил в сверхъестественную область с Шелби, пока она спала?
— Нет. Она могла пригласить меня в её видения, только когда она просыпалась.
— Но она рассказывала тебе об этом?
— Много раз.
— Как она выглядела?
Он колеблется, затем, похоже, понимает, что это тест — он даёт, я даю.
— Бесконечная комната со стеклянным полом, — говорит он. — И бесконечный купол над головой. Огромный горизонт, держащий всё будущее в мире. Я всегда хотел туда попасть.
— Там… есть дверь.
— Что ты имеешь в виду?
— На самом краю моего купола — на полу, возможно, есть дверь.
— Ты можешь пройти туда, как в сценарии, в которые ты можешь ступить?
— Нет. Я не могу пройти через неё. Она заперта. — Я не знаю, почему я так сосредоточена на этой двери, но как в тексте о Восстановление Разрушенного Будущего, так и Смит, описывает сверхъестественную область таким же образом.
И никто из них не упоминает двери.