IV. Коллективная собственность и социальный вопрос

Еще один важный вопрос остается открытым. Могут возразить, что, вероятно, все это правильно. Но ведь речь идет отнюдь не о централизованном регулировании экономического процесса, а о проблеме коллективной собственности. Именно в этом, в переходе средств производства в коллективную собственность, и коренится якобы главный вопрос. Ибо коллективная собственность устраняет частную прибыль, возникающую за счет рабочего, точно так же, как и несправедливость частнособственнического распределения. Вся прибыль принадлежит теперь народу. Поэтому коллективная собственность на средства производства означает претворение в жизнь социальной справедливости. Эта идея глубоко укоренилась в сознании людей. Она относится к основным формам политико-эко­номического мышления, которые решающим образом определяют политико-экономические действия.

В этой идее заложены два существенных элемента. Во-первых, вопрос собственности рассматривается как кардинальный вопрос экономической и общественной политики. Во-вторых, создание коллективной собственности на средства производства предстает равнозначным решению социального вопроса.

1. Начиная с конца XVIII в. антитезис «частная собственность или коллективная собственность» двигал политическую мысль и постепенно становился центром мышления. И в этом, равно как и во многом другом, Руссо решающим образом повлиял на последую­щие поколения. Он видел в частной собственности противоестест­венное устройство, которое устанавливает различия между людьми и создает угрозу свободе. Маркс и многие другие до и после него сделали из этого свои выводы.

Именно благодаря своему пониманию собственности Маркс оказал решающее воздействие1. Для него институт собственности в силу неизбежности исторического процесса идет от тезиса через антитезис к синтезу, который и приносит окончательное решение. Это означает: от состояния, в котором рабочий, как мелкий кре­стьянин и ремесленник, является свободным частным собственником своих средств производства, к антитезису, а именно к пере­воду карликовой собственности многих в концентрированную соб­ственность немногих и к превращению рабочего в неимущего про­летария, который эксплуатируется владельцами частной капита­листической собственности. Но эта концентрированная собствен­ность на средства производства, по Марксу, неизбежно через се­бя пробивается на третью стадию. С экспроприацией экспроприа­торов происходит синтез. Капиталистическая собственность пре­вращается в общественную. Рабочие захватывают собственность на средства производства, однако теперь уже не индивидуально, а в кооперации.

С этим «прыжком из царства необходимости в царство свобо­ды», по Марксу, возникает «ассоциация, в которой развитие каждого является условием свободного развития всех». Отныне исчезает даже «порабощающее подчинение индивидуумов разделе­нию труда», отныне людям предоставляется возможность «сегод­ня делать это, завтра то». На своих знаменах общество напишет: «От каждого по способностям, каждому по потребностям». Госу­дарство начнет отмирать. «Вся государственная машина помеща­ется в музей древностей рядом с прялкой и бронзовым топором».

Так утверждает Маркс. Как же коллективная собственность вы­зовет к жизни этот диковинный мир — данный вопрос остается от­крытым. Как должен регулироваться экономический процесс, если громадный производственный аппарат современной экономики пе­рейдет в коллективную собственность? Каково будет место рабочих в новой системе регулирования? По-видимому, Маркс считает, что при коллективной собственности регулирование экономики станет осуществляться само собой. То, что он вообще не видел этого реша­ющего вопроса, имело серьезные практические последствия повсю­ду, где его мышление приобрело влияние.

2. В противоположность этому прогрессом явилось то, что в XX в. был поставлен вопрос: как при переходе всего производственного ап­парата в коллективную собственность может осуществляться регули­рование экономического процесса и как коллективная собственность может способствовать решению социального вопроса?

Ответы на него, в частности, звучат по-разному. Но по существу они состоят в том, что хотят создать рынки, на которых должно осуществляться регулирование экономического процесса. Государ­ство, которому теперь принадлежат все средства производства, дол­жно организовать рынки, на которых выступают руководители угольных шахт, сталелитейных заводов, обувных фабрик и т.д. По­скольку полная конкуренция осуществляет самое четкое регулиро­вание экономического процесса, то многие теоретики думали о рын­ках, базирующихся на конкуренции. Государство может, например, исходя из принципа равенства распределять среди населения доле­вые паи или боны (чеки). Тогда люди смогли бы предъявить спрос на рынках потребительских товаров в соответствии со своей поку­пательной способностью и потребностями. Руководителям предпри­ятий было бы отдано распоряжение действовать по-хозяйски так, как это только возможно. Это означает производить столько, чтобы предельные издержки были равны ценам, что полностью отвечает требованиям полной конкуренции. Предприятия получали бы от центрального ведомства любое количество сырья и полуфабрика­тов, а также затрат труда, если бы они соблюдали условие действо­вать по-хозяйски и платить центральному ведомству по ценам, ко­торые соответствовали бы конкурентным. Тем самым счетная маши­на полной конкуренции была бы вмонтирована в экономику с кол­лективной собственностью на средства производства. Эти предло­жения, а это именно предложения, а не анализы действительности, сводятся к тому, чтобы на основе коллективной собственности осу­ществить справедливое распределение и одновременно предложить преимущества четкого регулирования производства. Идея заклю­чается в том, что тем самым был бы положен конец распределению социального продукта с помощью механизма цен. Справедливо мог­ли бы распределяться боны, и, кроме того, сообществу в целом по­ступала бы прибыль от производства. Исчезли бы нетрудовые дохо­ды. Потребители регулировали бы экономический процесс, но при этом они не были бы наделены покупательной способностью произ­вольно и несправедливо. Механизм цен, который был бы лишен функции распределения социального продукта, стал бы эффектив­но использоваться для регулирования производства. Так с перехо­дом производственного аппарата в коллективную собственность оказались бы достигнутыми обе цели: решение социального вопроса и рост экономического вклада всей системы1.

Все эти проекты исходят из предпосылки, что комбинация кол­лективной собственности и форм экономического порядка рыночно­го типа возможна. Прежде чем обсуждать ее детали, что имеет мес­то в быстро растущем потоке специальной литературы, следует от­ветить на вопрос, действительно ли существует возможность подо­бного комбинирования.

а) Со вступлением во владение горными предприятиями, фабрика­ми, транспортными предприятиями, сельскохозяйственными угодьями и т.п. государство существенно расширяет свои полно­мочия. Оно занимает властные позиции универсального концерна, которому принадлежат все средства производства. Эти непо­мерные властные позиции провоцируют на повседневное осуще­ствление власти. Исторический опыт говорит однозначно не в пользу предположения о том, что государство готово воздер­жаться от использования этой власти. Оно само хочет решать, что будет производиться на его металлургических заводах, ткац­ких фабриках и на сельскохозяйственных предприятиях. Не следует ожидать от государства, что оно ограничится распреде­лением бон, а регулирование производственного процесса предо­ставит рынкам. Это означало бы, что в конечном счете управ­лять производственным процессом станут потребители. Исполь­зование производственного аппарата определяют те, кто держит его в своих руках. И как раз в этом случае это бюрократия. Итак, уже общий исторический опыт позволяет осознать, что коллективная собственность на средства производства в той или иной стране порождает централизованное управление экономи­ческим процессом.

б) Однако именно инвестиции вынуждают государство, которому принадлежит производственный аппарат, брать на себя также и регулирование производственного процесса. Об этом однознач­но свидетельствует теоретический анализ. Решения по инвестиционным проектам должны приниматься постоянно. Какие ин­вестиционные планы следует проводить в жизнь? Какие индуст­риальные районы следует развивать в первую очередь? Что дол­жно стоять на первом месте — эта электростанция или тот маши­ностроительный завод? Государство, которому принадлежит производственный аппарат страны, тем более не сможет воздер­живаться от решения этих вопросов, поскольку ему будут при­надлежать также и новые электростанции, промышленные и транспортные предприятия и т.д. Вопросы о том, что будет по­строено заново и как эти новостройки будут оснащены оборудо­ванием, при последовательной реализации проектов стали бы решаться в рамках конкуренции руководителей предприятий. Руководитель предприятия А намерен расширить свою ткацкую фабрику, руководитель предприятия В — свой металлургиче­ский завод, а руководитель предприятия С — свой универсаль­ный магазин. Распределение капитала между многими конкури­рующими руководителями предприятий должно было бы проис­ходить по правилам конкурентной игры, а также по правилам игры на процентах. Но государство, которому позже будут при­надлежать эти новостройки со всем их оборудованием и машина­ми, не смогло бы определить эти правила. Впрочем, и сторонни­ки проекта также не могут здесь оставаться последовательными. Инвестиции следовало бы передать государственным органам.

Тем самым разрушается их план. Поскольку рабочая сила и средства производства могут использоваться и для осуществле­ния новых капиталовложений, производственный процесс в ре­шающей степени регулируется не получателями доходов, а цент­ральными административными органами, которые оттесняют в сторону получателей доходов и их конкурирующий спрос как силу, управляющую экономическим процессом.

По логике вещей коллективная собственность, следовательно, соединяется с централизованным управлением экономическим процессом, а формы экономического порядка рыночного типа ока­зываются непригодными. Литературная работа над этими проекта­ми переоценивается. Как мало она объясняет какие-либо реально­сти, так же мало можно использовать ее каким-либо образом в экономической политике. Она может стать даже опасной, так как она скрывает под вуалью то, какие последствия связаны с пере­ходом средств производства в коллективную собственность. Если подавляющая часть производственного аппарата переходит в кол­лективную собственность, как это было в России начиная с 1928 г. или в Восточной Германии после 1945 г., то централизо­ванного регулирования производственного процесса уже не избе­жать. Огосударствление отдельных предприятий, к примеру, от­дельных угольных шахт или отдельных банков, не оказывает по­добного влияния. Это имеет место только при системном переводе в коллективную собственность крупных частей производства.

Экономическая политика должна считаться с тем, что если госу­дарство переводит в коллективную собственность крупные части производственного аппарата, то оно вынуждено проводить поли­тику централизованного управления экономическим процессом. Тогда оно более не свободно. Даже, если коллективная собственность передается в собственность отдельных групп, например угольные шахты коллективной хозяйственной корпорации по углю, никаких существенных изменений, как окажется, в результате не произойдет.

3. В связи с этим возникает последний вопрос: как влияет кол­лективная собственность на крупные части производственного аппа­рата (которая, следовательно, постоянно связана с преимуществен­но централизованным регулированием экономического процесса) на социальную проблему нашего времени?

Ответ кажется противоречивым. Как мы уже видели, хотя за­дача и само осуществление централизованного регулирования эко­номики довольно однородны, независимо от того, сохранит ли политика централизованного управления частную собственность или же будет связана с коллективной собственностью, воздейст­вие коллективной собственности на социальную структуру страны оказывается глубоким. Здесь имеется существенное различие меж­ду обоими названными типами централизованного управления экономическим процессом, встречающимися в реальной действи­тельности.

Например, при переходе к экономическому порядку централизо­ванно управляемого хозяйства крестьяне и розничные торговцы ме­няют свои экономические функции, даже если за ними остается част­ная собственность на их предприятия. Экономически они становятся зависимыми от центральных плановых органов. Правда, они продол­жают существовать. Например, торговец становится тем, кто распре­деляет товары, но он сохраняет свое дело и рассчитывает на возвра­щение более свободного порядка. Но как только коллективная собст­венность распространяется на средства производства, исчезают кре­стьяне и торговцы. Едва только колхозы или совхозы получают в свои руки земли и сельскохозяйственный производственный аппа­рат, или когда так называемые потребительские кооперативы берут на себя распределительную функцию торговли, или если государст­венные мясокомбинаты заменяют частные бойни, всегда наступает конец самостоятельным предприятиям. Бывшие крестьяне, ремес­ленники, розничные торговцы становятся рабочими и служащими, которые полностью зависимы от одной гигантской администрации со­вокупного производственного аппарата. Нет никакой возможности избежать этой зависимости. Социальная структура страны изменяет­ся, и зависимость слоя В от руководящего слоя А становится совер­шенно иной. Правда, существует смутное представление о том, что народ как единое целое овладевает средствами производства и благо­даря этому каждый индивид становится их совладельцем. Но что даст рабочему уведомление о том, что он является совладельцем всех фаб­рик, угольных шахт, сельскохозяйственных предприятий и т.д.? «Пусть только каждый попробует проверить самого себя, появляется ли у него при пользовании Федеральной железной дорогой в отличие от проезда на частной железной дороге ощущение того, что он сидит в своем собственном вагоне и поэтому является не «пассажиром», а “хозяином”»1. Постав ленный в зависимость от функционеров, распо­ряжающихся этим производственным аппаратом, отдельно взятый человек не в состоянии оказывать никакого влияния, остается зависи­мым и испытывает чувство неуверенности. «Коллективная собствен­ность в любом случае означает в негативном плане, прежде всего, экс­проприацию всех отдельно взятых людей. С позитивной стороны она есть нечто иное, торжественно провозглашаемый вопрос, содержание реальной действительности в котором полностью зависит от вида ор­ганизационного осуществления этого права собственности. Что принадлежит всем, не принадлежит никому или скорее немногим, осуще­ствляющим право собственности от имени «всех». Чем масштабнее конкретные отношения, тем острее необходимость единообразной концентрации полномочий по распоряжению... но ведь это означает: коллективная собственность делает возможным существенно более высокие степени и более острые формы социального неравенства по сравнению с частной собственностью» (А.Рюстов).

4. Конечно, коллективная собственность на производственный аппарат может рассматриваться также и в совсем ином аспекте, ко­торый для реально происходящего имеет особую важность.

Руководящий революционный слой b₁, проникающий в слой А, усматривает в нем инструмент завоевания власти. Ликвидация част­ных предприятий в сельском хозяйстве, промышленности и торгов­ле эффективнее всего способствует исчезновению прежнего руково­дящего слоя А. Когда же b₁ пробьется на позиции А, коллективная собственность становится весьма подходящим орудием для того, чтобы препятствовать появлению оппозиции, то есть нового руково­дящего слоя b₁. Из слоя сельских хозяев, промышленников, тор­говцев и т.д. в том случае, если они сами владеют предприятиями, могла бы без труда вырасти оппозиция новому руководящему слою А. Ликвидация частных предприятий означает устранение этой опасности для А. Стоит только вспомнить о борьбе против кулаче­ства в России. Но не только здесь, но и в других случаях — даже при огосударствлении отдельных отраслей промышленности в XX в. — действует правило, согласно которому коллективная соб­ственность в борьбе за власть выполняет двоякую функцию: завое­вание позиций, дающих борющемуся руководящему слою власть, а позднее сохранение этих позиций. С этой точки зрения становится понятной тенденция к образованию коллективной собственности. Коллективная собственность на производственный аппарат являет­ся инструментом господства. Формула «коллективная собствен­ность принесет решение социального вопроса» является действен­ным идеологическим оружием в борьбе за власть. Она одно из средств установления господства над массами, завоевания власти и ее упрочения. И как таковая она сама стала исторической силой.

Но в результате ничто не поколеблет того факта, что слияние централизованного регулирования экономического процесса с кол­лективной собственностью представляет собой тот тип экономиче­ского порядка, который в социальном плане таит в себе наибольшие опасности2.

Глава IX