Хоть мне и не очень‑то нравилось, что моя лучшая подруга идет на свидание с моим же братом, я все‑таки надеялась, что Пит не ошибся насчет Эйприл. Вдруг ей действительно удастся пробить брешь в его защитной скорлупе?
Приход.
Когда Эйприл с Джудом уехали, я вытащила сложенный листок из кармана и пошагала к приходу. У двери, ведущей в папин кабинет, я остановилась и прислушалась. Я все еще надеялась добыть подпись отца на злополучной контрольной, к тому же просто соскучилась. Интересно, выходил ли он сегодня вообще из своей комнаты? Ответ на этот вопрос я узнала, прежде чем успела постучаться.
– Я так больше не могу! – послышался изнутри сдавленный, чужой голос. Кажется, отцовский. – С этим покончено.
– Я не нарочно, – второй голос принадлежал взрослому мужчине, но звучал по‑детски. – Я не хотел никого пугать!
– Но напугал ведь! – Теперь я была уверена, что слышу отца. – Уже третий раз за год. Мне больше нечем тебе помочь.
– Вы же обещали! Дали слово помогать. Вы должны все уладить!
– Я все сказал! – рявкнул отец.
Зная, что поступаю неправильно, я приоткрыла дверь и увидела Дона Муни. Закрыв лицо руками, он жалобно расплакался, как огромный младенец.
– Папа! – крикнула я, пытаясь перекрыть рыдания Дона. – Что тут у вас происходит?
Отец воззрился на меня, изумленный моим неожиданным появлением. Дон тоже меня заметил и притих, только мелко вздрагивал. Из его опухших глаз навыкате струились ручьи слез, из носа тоже текло.
Папа вздохнул и ссутулился, будто бремя, давящее на его плечи, внезапно стало в десять раз тяжелее.
– Дон опять решил прихватить на работу нож.
Отец кивнул в сторону до боли знакомого кинжала, который лежал на письменном столе. Именно этот нож Дон когда‑то приставил ему к горлу.
|
|
– Он распугал толпу покупателей, и мистер Дэй его уволил. Уже не в первый раз.
– Я не знала, что его и прежде выгоняли с работы.
Дон съежился.
– Просто раньше я все улаживал. Дон ввязывался в неприятности, а я выручал его из беды. – Голос отца, обычно мягкий и полный участия, утратил свою мелодичность, звучал сухо и отстраненно. Его лицо осунулось от недосыпа, под глазами залегли темные круги. – Я только и делаю, что пытаюсь помочь всем на свете, и к чему это привело? Кончено, я только все порчу. Пусть эти двое живут, как хотят.
– Двое? – переспросила я, но Дон горестно взвыл, заглушив мои слова.
– Папа, мы же сейчас о Доне говорим? – Мне вдруг стало жалко плачущего великана, хотя нож, лежащий так близко, не вызвал приятных воспоминаний. – Дон, ты ведь никому не угрожал?
– Нет, мисс Грейс, – толстая нижняя губа Дона обиженно задрожала. – Люди уже и так перетрусили. Всё толковали про чудище – то самое, что пыталось сожрать Мэри‑Энн. Вот я и показал им кинжал. Он ведь из чистого серебра, еще мой прапрадед ходил с ним на чудищ! Так мне дедушка рассказывал. Все мои предки давали клятву убивать монстров. Я хотел показать людям, что могу защитить их от чудища, пока оно не…
– Довольно! – оборвал его отец. – Нет никаких чудовищ.
Дон опять скукожился.
– Но дедушка…
– Дон! – Выразительно взглянув на него, я повернулась к отцу. – Папа, ты нужен Дону. Ведь ты обещал помочь ему. Нельзя же все бросить просто потому, что задача оказалась слишком трудной. Как насчет прощения обидчиков до семижды семидесяти раз? Каждый из нас «сторож брату своему», ты же сам нас так учил.
|
|
Тут меня захлестнуло чувство вины. Как я только посмела? Ведь сама я чуть не отступилась от Дэниела лишь потому, что столкнулась с непредвиденными проблемами. А теперь имею наглость цитировать Священное Писание родному отцу, да еще с ошибками.
Папа провел ладонью по лицу.
– Прости меня, Грейс, ты права. Это мое бремя, и я должен его нести.
Он положил руку Дону на плечо:
– Пожалуй, я поговорю с мистером Деем еще раз.
Дон порывисто обхватил отца своими ручищами.
– Спасибо, пастор Дивайн!
– Пока что не стоит благодарности, – отец едва не задохнулся в смертельных объятиях великана. – Мне придется на время забрать твой нож.
– Нет! – воскликнул Дон. – Он же дедушкин. Единственное наследство, которое мне от него досталось! Он мне нужен… для чудищ.
– Таковы условия сделки, – отрезал отец и посмотрел на меня. – Грейс, спрячь нож в надежном месте. – Он повел Дона из кабинета, по дороге тот с тоской озирался на свое сокровище. – Через пару недель обсудим, можно ли его тебе вернуть.
Я засунула контрольную обратно в рюкзак, распрощавшись с надеждой получить сегодня папину подпись, и взяла в руки нож. Он оказался тяжелее, чем я ожидала. Тусклая поверхность лезвия была испещрена загадочными темными знаками. Нож выглядел старинным, даже драгоценным. Я знала, что отец имел в виду под надежным местом. Отодвинув цветочный горшок, стоявший на книжном шкафу, я извлекла спрятанный за ним ключ и отперла верхний ящик отцовского стола, где тот хранил самое важное – например, сейф для воскресных пожертвований и аптечку. Я сунула кинжал под карманный фонарик и вновь заперла ящик.
|
|
Положив ключ на место, я ощутила укол сожаления. Хоть я и помнила, на что способен Дон, вооруженный холодным серебряным клинком, но все‑таки невольно сочувствовала его утрате. Каково это – лишиться единственной памяти о дорогом человеке?
– Привет, – окликнула меня Черити, незаметно скользнув в кабинет. – Ты просто молодец. Я слышала, что ты сделала для Дона.
– Вообще‑то, я больше думала о папе, – сказала я. – Не хочу, чтобы завтра утром ему пришлось раскаиваться за сегодняшний поступок.
– Боюсь, завтра ему в любом случае придется нелегко.
Я вскинула глаза на Черити – казалось, она с трудом сдерживает слезы.
– Почему?
На самом деле я не хотела слышать ответ. Я цеплялась за надежду, что завтра все будет по‑старому: утренняя овсянка, заурядный школьный день и курица с рисом на ужин в теплом семейном кругу.
– Дочери Мэри‑Энн хотят похоронить ее завтра, накануне Дня благодарения, чтобы не отменять отпуск.
– Ну, это меня как раз не удивляет, – вздохнула я. – После смерти обычно следуют похороны.
Я с детства помогала маме готовить тонны плова и других кушаний в помощь скорбящим семьям и свыклась с мыслью, что такова уж судьба пасторской дочки. Впрочем, на похоронах близких я не бывала с восьми лет, с тех пор как умер мой дедушка.
– Самое плохое еще впереди, – сказала Черити. – Родные Мэри‑Энн позвали на похороны пастора из Нью‑Хоуп. Они не хотят, чтобы папа вел церемонию, потому что все еще злы на него.
– Что?! Это нечестно! Папа всю свою жизнь знал Мэри‑Энн, она была его прихожанкой до того, как ты родилась!
– Знаю. Но родственники не желают ничего слышать.
Я бессильно опустилась на стул.
– Неудивительно, что папа так сдал.
– А знаешь, что хуже всего? Пастору Кларку рассказали о нашем воскресном дуэте, и теперь он хочет, чтобы мы пели на похоронах, потому что это был любимый псалом Мэри‑Энн.
Я открыла рот, чтобы возразить, но Черити меня опередила:
– Мама считает, мы должны спеть. Дескать, это наш долг и все такое.
Долг. Я успела возненавидеть это слово.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
ИСКУШЕНИЕ
Вечер среды, похороны.
Мрачная тень легла на приход, затронув сердца всех, кто пришел в церковь на похороны Мэри‑Энн Дюк. В этот день даже школьников отпустили с уроков пораньше.
Казалось, все охвачены унынием – все, кроме моей матери. Услышав в четыре утра, как она громыхает кастрюлями на кухне, я поняла, что мама все еще одержима стремлением к совершенству. Она затеяла пир, который насытил бы и тысячу скорбящих. Ее звонкие приветствия приводили в недоумение угрюмых прихожан, стекавшихся в церковь. Любого, кто выглядел хоть чуточку одиноким, мама приглашала на завтрашнее празднество в честь Дня благодарения.
– Приводите всех, кого вам вздумается, – сказала она нам с Черити, пока мы загружали подносы со снедью в «синий пузырь». – Пусть это будет самый веселый День благодарения в жизни вашего отца. Ему сейчас лучше быть среди людей.
Я в этом сомневалась. Сложив с себя обязанности по отпеванию и оставив свое законное место за кафедрой, папа сидел в стороне от всех, в единственном пустом уголке часовни. Мне ужасно хотелось подойти к нему, но вместо этого пришлось сидеть на скамье хора с Черити, глядя, как колышется риза пастора Кларка, который уныло разглагольствовал о добром сердце и щедрой натуре Мэри‑Энн, хотя едва знал покойную. Окинув церковь взглядом, я пожалела, что не могу силой мысли воздействовать на мать или брата, чтобы они подошли к отцу и обняли его; но мама накрывала на стол в общем зале, а Джуд сидел в третьем ряду, тесно прижавшись к Эйприл.
Я уставилась на край одеяния пастора Кларка и не сводила с него взгляда, пока не пришел мой черед петь. Орган исторг первые ноты псалма, и я попыталась выдавить из себя нужные слова. По моему лицу прошла судорога. Я поняла, что сейчас расплачусь, но проглотила комок в горле и плотно сжала губы, как делала это всегда. Петь я не могла, иначе сфальшивила бы, а тонкий голосок Черити так дрожал, что мне даже не удавалось определить, какую строфу псалма она поет. Я посмотрела в окно на хмурое небо, затянутое смогом, – даже облака выглядели так, будто вот‑вот разрыдаются. И тут я увидела его.
Дэниел сидел в последнем ряду битком набитого балкона, скрестив руки на груди и опустив голову. Должно быть, он ощутил жар моего взгляда, так как поднял глаза. Даже издалека я разглядела, что они покраснели. Дэниел посмотрел на меня так, будто видел всю боль, которую я сдерживала, и тут же вновь уставился в пол.
Я опустилась на скамью. На смену горю пришло любопытство. Черити обняла меня за плечи, видимо, решив, что я не могу справиться с чувствами. Дочери Мэри‑Энн разразились нудной хвалебной речью, которой не было конца. Анжела Дюк даже умудрилась ввернуть пару колкостей в адрес моего отца.
Когда панихида наконец закончилась и траурная процессия потянулась на кладбище, я увидела, что Дэниел двинулся в сторону выхода. Вскочив с места и отмахнувшись от всех, кто пытался поблагодарить меня за пение или, вернее, его отсутствие, я быстро надела свое пепельно‑серое пальто и натянула перчатки.
– Надо помочь маме, – напомнила Черити.
– Одну минутку.
Я устремилась к выходу, осторожно минуя постоянных прихожанок, сетовавших на отсутствие искренности в словах пастора Кларка. Кто‑то дернул меня за рукав и назвал по имени – быть может, Пит Брэдшоу, но я не остановилась. Словно невидимая нить, за которую кто‑то дергал, тянула меня прочь из церкви и дальше, на автостоянку. Увидев, что Дэниел прыгает в седло мотоцикла, я безотчетно ускорила шаг.
– Дэниел! – крикнула я, услышав рев двигателя. Дэниел подвинулся к рулю, освобождая мне место.
– Хочешь прокатиться?
– Что? Нет, я не могу, – растерялась я.
– Тогда зачем пришла? – насмешливо спросил Дэниел, глядя на меня в упор своими «тихими омутами». Я заметила, что глаза его по‑прежнему налиты кровью.
Невидимая сила вновь дернула меня к нему помимо моей воли.
– У тебя есть шлем?
– Это мотоцикл Зеда. Если б у него и был шлем, вряд ли ты бы захотела его надеть. – Дэниел убрал подножку. – Я знал, что ты придешь.
– Заткнись, – сказала я и села за его спиной.
Спустя один удар сердца.
Мое скромное черное платье задралось на бедра, а воскресные туфли на каблуках смотрелись неожиданно сексуально на подножке мотоцикла. Опять взревел двигатель, и мотоцикл рванулся вперед. Я обхватила Дэниела за талию.
Холодный воздух впивался мне в лицо, на глазах выступили слезы. Уткнувшись лицом в спину Дэниела, я вдыхала смесь знакомых ароматов – миндаль, масляная краска, земля и капля лака. Я не спрашивала себя, что делаю в седле мотоцикла, – просто знала, что так суждено.
Мы ехали прямиком в город. Плечи Дэниела дрожали от напряжения, словно ему не терпелось прибавить газу, но приходилось сдерживаться из‑за меня. Когда мы наконец остановились в безлюдном переулке посреди незнакомого района, солнце уже утопало в багровых облаках.
Дэниел выключил зажигание. От наступившей тишины у меня зазвенело в ушах.
– Хочу тебе кое‑что показать, – сказал он и легко спрыгнул с мотоцикла.
Едва я коснулась асфальта, резкая боль пронзила мои затекшие ноги. Я ковыляла, пошатываясь, будто несколько лет не ступала на твердую землю. Дэниел тем временем скрылся за углом.
– Подожди! – крикнула я, пытаясь снова уложить волосы, безнадежно растрепанные ветром, в опрятную ракушку.
– Здесь недалеко, – откликнулся он.
Завернув за угол, я пошла по узкой темной дорожке. В конце ее стоял Дэниел, две кирпичные колонны и кованые ворота преграждали ему путь.
– Здесь мое святилище. – Он взялся за железный прут. Медная табличка на одной из колонн гласила: «МЕМОРИАЛ СЕМЬИ БОРДО».
– Это кладбище? – Я нерешительно приблизилась к воротам. – Ты что, на кладбище тусуешься?
Дэниел пожал плечами.
– Многие из моих друзей увлекаются вампирами. Я тусовался в куче мест почуднее этого.
Я уставилась на него, разинув рот.
Дэниел рассмеялся.
– Тут мемориал, а не кладбище. Здесь нет ни могил, ни мертвецов, разве что охранник. Но это черный ход, так что мы вряд ли с ним столкнемся.
– Получается, мы здесь незаконно?
– Конечно.
За нами раздалось громкое звяканье. Схватив меня за руку, Дэниел нырнул в темную нишу ближайшего здания.
– Ворота запирают на ночь, чтобы не залезли хулиганы.
Мы оказались так близко друг к другу, что дыхание Дэниела коснулось моей щеки. Пронизывающий холод отступил, я ощутила, как по телу разливается тепло.
– Надо перелезть через ворота и держаться подальше от прожекторов. – Дэниел склонил голову набок, проверяя, свободен ли путь.
– Нет! – Я отпрянула, вдруг снова почувствовав, что промерзла до костей. – Это не по мне. Я никуда не вторгаюсь и не нарушаю законов, даже по мелочи. – Что ж, я хотя бы попыталась… – Я туда не полезу.
Дэниел склонился ко мне, его теплое дыхание вновь согрело мое лицо.
– Знаешь, некоторые богословы считают, что если испытываешь неодолимое искушение, – он смахнул спутанную прядь волос с моей шеи, – лучше чуточку согрешить, чтобы снять напряжение.
В полумраке его глаза казались еще темнее, чем всегда, во взгляде читалось не просто нетерпение – в нем горел лютый голод. Губы Дэниела были совсем близко, еще немного – и я почувствую их вкус.
– Глупости. И… и… мне не надо снимать никакое напряжение! – Оттолкнув его, я шагнула из ниши. – Я пошла домой.
– Как хочешь, – сказал Дэниел. – Лично я иду, куда собирался, так что придется тебе подождать, чтобы попасть домой, – если, конечно, ты не умеешь водить мотоцикл.
– Значит, пойду пешком!
– С тобой рехнуться можно! – крикнул Дэниел мне в спину, потом продолжил чуть мягче: – Я просто хотел показать тебе кое‑что. Немногие могут по достоинству оценить это место. Ты – одна из них.
Я остановилась и повернулась к нему.
– Что там такое?
– Ты должна увидеть это своими глазами, – Дэниел умоляюще сжал руки. – Могу подсадить тебя, если хочешь.
– Нет уж, спасибо.
Сняв туфли, я перебросила их через ограду, запихнула перчатки в карманы пальто и полезла вверх по кирпичной колонне, нащупывая выемки едва оттаявшими пальцами ног. Преодолев пару метров, я ухватилась за железный шип в виде лилии, подтянулась и вскарабкалась на самый верх.
– А я‑то думал, тебе это не по силам, – протянул Дэниел.
– Ты прекрасно знаешь, что я всегда лазила по деревьям быстрее и забиралась выше вас, парней. – Выпрямившись на вершине колонны во весь рост, я старалась не подавать виду, что ничуть не меньше удивлена собственной ловкости.
– Долго тебя ждать? – спросила я, уперев руки в бока.
Дэниел рассмеялся. Раздался шорох – он поднимался следом за мной.
При взгляде с почти трехметровой высоты у меня слегка закружилась голова. «Черт, здесь высоко». Задумавшись, как именно я собираюсь отсюда слезать, я вдруг потеряла равновесие и полетела вниз. Не успела я закричать, как кто‑то железной хваткой сжал мою руку, прервав мое падение всего в полуметре от земли.
На миг я повисла в пустоте, болтая ногами над мерзлой землей. Переведя дух, я глянула вверх и тут же вновь задохнулась от изумления: стоя на коленях на вершине колонны, Дэниел держал меня одной рукой. На его безмятежном лице не дрогнула ни одна жилка, словно он не чувствовал моего веса.
Поймав взгляд Дэниела, я подумала, что его глаза сияют неестественно ярко.
– Я рад, что даже у тебя не все получается безупречно, – с этими словами он покрепче обхватил мою руку и без малейшего усилия подтянул меня наверх, вместо того чтобы опустить на землю.
– Но как?.. – Глядя в его светящиеся глаза, я потеряла дар речи. Меня била дрожь.
Дэниел обхватил меня за талию и прыгнул вниз. Изящно приземлившись на гравийной дорожке за оградой, он поставил меня на ноги.
– Как… как тебе это удалось? – Мои колени подгибались, словно резиновые, сердце бешено колотилось. – Я не заметила, что ты стоял так близко.
«Или что ты такой сильный».
Дэниел пожал плечами.
– С тех пор как мы лазили по ореховому дереву, у меня появился немалый опыт.
«Ну да, конечно – опыт незаконных проникновений».
– Но как ты поймал меня?
Дэниел отмахнулся, будто счел мой вопрос бессмысленным. Сунув руки в карманы, он зашагал по узкой тропинке между двумя рядами живой изгороди.
Я наклонилась, чтобы надеть туфли. Когда я выпрямилась, у меня слегка закружилась голова.
– И что же здесь такого необычного?
– Иди за мной, – сказал Дэниел.
Мы шли по дорожке, пока она не привела нас к широкой поляне, похожей на сад. Повсюду виднелись деревья, лианы и кусты. Наверное, весной здесь все было усыпано цветами. Призрачные клочья тумана плыли вокруг нас, а тропинка вела все дальше в глубь сада.
– Смотри! – проговорил Дэниел.
Повернув голову в указанную им сторону, я уперлась взглядом в мертвенно‑белое лицо. Ахнув, я отскочила, но незнакомец не шелохнулся. Туман расступился, и я поняла, что это статуя. Подойдя к краю тропинки, я как следует разглядела ее. Это был ангел, но не смазливый херувим, а высокий, стройный и величественный воин, похожий на эльфийского князя из «Властелина колец». На нем красовалось длинное одеяние, черты лица были вырезаны с особым мастерством: тонкий нос, мужественный подбородок, глаза, словно видевшие все чудеса рая.
– Красивый, – я погладила простертую вперед мраморную руку, провела пальцем по складкам одежды.
– Там их много, – Дэниел указал на сад.
Из тумана выступили другие белые фигуры, столь же величественные, как и первая. Свет прожекторов падал на них сверху, придавая статуям неземной вид в сгущающихся сумерках.
У меня захватило дух.
– Это же Сад Ангелов. Я слышала о нем однажды, но понятия не имела, где он находится.
Я двинулась вдоль тропинки к следующей царственной статуе. Это была женщина с длинными прекрасными крыльями, ниспадавшими до земли, как локоны Рапунцель.
Дэниел следовал за мной по пятам, пока я медленно переходила от одного ангела к другому. Некоторые казались древними, иные представали в виде детей с живыми лицами, таких же стройных и полных благородства, как и остальные. Я встала на цыпочки на самом краю дорожки, чтобы погладить крыло очередного ангела.
Дэниел издал смешок.
– Что, никогда не сходишь с проторенной тропы?
Он прошел мимо меня – так близко, что чуть коснулся рукой моей талии.
Я глянула вниз – кончики пальцев строго по линии гравия – и опустилась на каблуки. Если б он знал, насколько далекой от совершенства я себе кажусь.
– Разве это не упрощает жизнь?
– Скорее превращает ее в тоску зеленую. – Ехидно ухмыльнувшись, Дэниел проскользнул между двумя статуями и растворился в тумане. Пару мгновений спустя он вновь ступил на дорожку рядом с ангелом, который превосходил ростом всех остальных.
– Этот сад служит памятником Кэролайн Бордо, – сказал Дэниел. – Она была богатой и скупой и прятала от всех свое состояние. Однажды, когда Кэролайн было уже за семьдесят, она ни с того ни с сего подобрала бездомного пса. Говорила, что в обличье собаки скрывался ангел, который велел ей помогать людям. Последние годы жизни она посвятила благотворительности и раздала свое богатство бедным.
– Серьезно? – Я подошла к нему поближе.
Дэниел кивнул.
– Родные Кэролайн решили, что она спятила, даже пытались сдать ее в сумасшедший дом. Но когда она умерла, вокруг внезапно зазвучал хор неземной красоты. Родственники сначала подумали, что сами ангелы спустились за душой Кэролайн, но потом увидели, что дом обступили поющие дети из приюта, которому она помогала.
Наследники Бордо так растрогались, что построили в честь Кэролайн этот мемориал. Говорят, на каждого человека, которому она помогла, приходится по ангелу. В саду их целые сотни.
– Ну и ну. Откуда ты об этом знаешь?
– Так написано на мемориальной доске. – На лице Дэниела появилась знакомая кривая ухмылка.
Я рассмеялась.
– Ну конечно! А я‑то думала, ты заделался интеллектуалом. Уж больно лихо ты разбираешься в загадках местной истории и цитируешь богословов.
Дэниел наклонил голову.
– Там, где я побывал, хватало времени на чтение.
Воздух сгустился от напряжения. Действительно ли Дэниел хочет, чтобы я спросила, где он пропадал эти три года? Сама я только об этом и думала с тех пор, как снова увидела его. Получить ответ было для меня так же важно, как выяснить, что произошло между ними с Джудом. Я даже не сомневалась, что здесь существует взаимосвязь.
Я решила использовать эту возможность, чтобы узнать наконец правду и все исправить.
Сжав кулаки так, что ногти вонзились в ладони, я быстро спросила, чтобы не успеть передумать:
– Куда ты пропал? Где ты скитался все это время?
Вздохнув, Дэниел поглядел на высокую скульптуру. Она изображала юношу лет двадцати в обществе длинноносой собаки, сидевшей у его ног. Как и ангел, пес был рослым и худым, остроконечные уши касались локтя хозяина. Лохматая шерсть и пышный хвост терялись в затейливых складках мраморной одежды.
– Я путешествовал на восток, на юг, на запад… Проще сказать, где я не был. – Присев на корточки, Дэниел уставился на каменного пса. – Я повстречал его, когда вернулся с востока, и он дал мне эту штуку, – Дэниел погладил черный кулон. – Сказал, что амулет защитит меня.
– Кто «он» – ангел или пес? – поддразнила его я. Неужели я и вправду надеялась, что получу от Дэниела прямой ответ?
Дэниел откинул спутанные космы с глаз.
– Я встретил того, кому посвящена эта статуя. Его зовут Гэбриел. Я многому у него научился. Он рассказал мне о миссис Бордо и о том, что она делала для других. Благодаря ему я захотел вернуться, чтобы вновь оказаться поближе к этому месту… и к кое‑чему еще. – Дэниел выпрямился и вдохнул сырой воздух полной грудью. – Здесь у меня всегда появлялся такой драйв!
– Ты, что же, колоться сюда приходил? – осмелилась спросить я.
– Ну да, – усмехнулся Дэниел и сел на каменную скамью.
Я невольно сделала шаг назад.
– Но теперь с этим покончено. Я уже давно завязал.
– Вот и хорошо. – Я расслабилась и постаралась ничем не выдать своего потрясения. Ведь я знала, что Дэниел не пай‑мальчик, что жизнь его покатилась под уклон задолго до исчезновения. После того как они с матерью переехали в Оук‑Парк, я видела его всего три раза за полгода – роковые шесть месяцев, которые и привели его к побегу. Напоследок мы встречались, когда отцу позвонили из средней школы Оук‑Парк и сообщили, что Дэниел исключен за драку. Директор не мог дозвониться до его матери, поэтому нам с папой пришлось самим отвезти Дэниела домой. И все‑таки я переживала не меньше, чем если бы узнала, что мой родной брат балуется наркотиками.
Я посмотрела на статую ангела Габриэля, созерцающего нас с высоты своего роста. Взгляд мраморных глаз, казалось, задержался на макушке Дэниела. Все та же нить любопытства опять дернула меня к нему. Я села рядом на скамью.
– Ты веришь в ангелов? Думаешь, они существуют?
Дэниел пожал плечами.
– Вряд ли у них действительно есть крылья и всякое такое. По‑моему, ангелы – это люди, которые совершают добрые поступки, даже если ничего не получают взамен. Как твой отец, например… и ты сама.
Я заглянула в его глаза. В них плясали искорки. Дэниел поднял руку, будто хотел погладить меня по щеке – я тут же ощутила лихорадочное покалывание под кожей, – но тут же убрал ее и кашлянул.
– По мне, вы все ненормальные, – сказал он.
– Почему это? – Мои щеки вспыхнули.
– Я не понимаю, как вам это удается. Взять Мэри‑Энн Дюк – она сама была нищая, и все же пыталась помочь таким, как я. Думаю, она точно была ангелом.
– Так вот почему ты пришел на похороны! Из‑за Мэри‑Энн.
«А вовсе не из‑за меня».
– Я часто убегал к Мэри‑Энн, когда родители ссорились. Если меня не было в вашем доме, значит, я прятался у нее. Только она всегда готова была меня принять.
Дэниел вытер нос тыльной стороной ладони. Я заметила черные пятна на его ногтях, как от фломастера.
– Я чувствовал, что должен попрощаться.
– Я совсем забыла… Да, Мэри‑Энн заботилась о многих.
– Ну и что? Я знаю, что не был исключением.
– Да нет, я хочу сказать, мне жаль, что я об этом не вспомнила. – Я положила руку Дэниелу на плечо, но он отдернулся, так что я едва успела прикоснуться к ткани пальто.
– Тебе тогда нелегко приходилось. Наверняка Мэри‑Энн помогала тебе почувствовать, что ты…
– Дома?
– Ну да. Или, по крайней мере, что ты нормальный.
Дэниел грустно покачал головой.
– Иногда я чувствовал себя почти как дома – когда Мэри‑Энн читала мне сказки на ночь, или за столом с твоими родными. Ужин с Дивайнами – лучший способ окружить человека заботой. Но вот нормальным я не считал себя никогда. Я всегда знал, что я…
– Изгой? – Почему‑то я очень хорошо его понимала.
– Я ведь всегда был изгоем.
Дэниел поднял руку и обхватил мое запястье длинными пальцами. Он будто собирался стряхнуть мою руку с плеча, но, поколебавшись, вернул ее на место и сжал обеими ладонями.
– Грейс, я не могу выразить словами, сколько раз за прошедшие годы я жалел, что не могу снова сидеть с твоей семьей за одним столом. Как будто что‑то еще можно было исправить, изменить, вернуться к вам… Но ведь это невозможно, пути назад нет. – Он ласково погладил мою раскрытую ладонь и сплел свои пальцы с моими.
Наверное, виной тому был тусклый свет прожекторов или клубящийся туман, но на миг я увидела прежнего Дэниела – мальчика с белоснежными волосами и одновременно лукавым и невинным взглядом, будто прошедшие годы испарились, а тьма покинула его душу. В это мгновение что‑то промелькнуло между нами, словно электрический разряд. Нить, что влекла меня к нему, превратилась в оголенный провод, в страховочный канат, и мне предстояло вытянуть Дэниела, спасти его.
– Завтра у нас праздничный ужин в честь Дня благодарения, – выпалила я. – Обязательно приходи! Я приглашаю.
Дэниел недоуменно заморгал.
– Ты совсем замерзла, – сказал он. – Нам надо где‑нибудь отогреться.
Он встал со скамьи, так и не отпустив мою руку, и повел меня по гравийной дорожке. Я хотела только одного – чтобы он и дальше держал меня за руку, а я шла рядом, потому что знала: он нуждается во мне.
Сойдя с тропинки прямо на газон с увядшими цветами, он наконец выпустил мою ладонь и сказал:
– С этой стороны ограда не такая высокая.
Замешкавшись на краю дорожки, я поглядела, как Дэниел исчезает во мгле, затем шагнула вслед за ним в глубину сада. Когда мы добрались до железной ограды, я позволила ему меня подсадить. Его руки легко скользнули по моей талии и ногам, пока я лезла наверх. К мотоциклу мы шли бок о бок. Однажды наши пальцы соприкоснулись, и я взмолилась про себя, чтобы Дэниел снова взял меня за руку. Оказавшись в седле, я глубоко вдохнула землистый аромат Дэниела, и мотоцикл опять с ревом ворвался в городскую ночь.
Несколько минут спустя.
Мы резко остановились перед обиталищем Дэниела. Я ударилась о его спину и чуть не улетела в сточную канаву.
Дэниел придержал меня за бедра.
– Прости, – пробормотал он, но руку убрал не сразу.
Мы слезли с мотоцикла. Дэниел обнял меня за плечи и повел к дыре, зиявшей на месте входной двери. Мое сердце так колотилось, что я испугалась, как бы Дэниел его не услышал. Чем выше мы поднимались по лестнице, тем громче становились удары, пока я не догадалась, что это музыка с площадки третьего этажа.
Положив ключ в карман, Дэниел неуверенно толкнул дверь, и звук вырвался наружу.
Мы угодили в комнату, полную народа. Все кружились в диком танце. Зед, изрядно оживившийся с тех пор, как мы виделись последний раз, пел, вернее, истошно визжал в микрофон, а парочка других парней самозабвенно терзала нехитрые музыкальные инструменты.