Несмотря на все свои усилия, наши «часовые» не могут удержать свой пост. Человек всегда допускает тот или иной сбой, упорствуя в отрицании своих потребностей. Обычно этот сбой обнаруживает себя в той или иной симптоматике или в том, что Иисус назвал «худым плодом»: «Не может дерево доброе приносить плоды худые, ни дерево худое приносить плоды добрые» (Матфея 7:18).
К числу такого рода симптомов относится депрессия, тревога, приступы паники, наркотическая зависимость и синдромы навязчивых состояний, проблемы в браке и на работе, психологические расстройства. Эти состояния сами по себе бывают болезненными, но назначение их в том, чтобы открыть нам глаза на болезнь души.
Эти симптомы непременно должны проявиться в силу установленного Богом закона причины и следствия: что посеешь, то и пожнешь. Всякое зло, причиненное нам другими людьми или нами самими, влечет за собой какие–то последствия. С помощью психологических и эмоциональных симптомов сердце напоминает нам о проблеме, на которую следует обратить внимание.
Многих христиан эти симптомы сбивают с толку, они считают проблемой саму депрессию или синдром навязчивого состояния, к тому же зачастую бывает трудно установить связь между «корнем» и «плодом». Один пациент заявил мне: «Оставьте в покое мое прошлое, не возитесь с отношениями, просто помогите мне как–то справиться с жизнью!»
Эта путаница тоже возникает из–за недостатка надежных отношений. Находясь в изоляции или в отношениях с критикующими нас людьми, мы не можем заняться травмированной частью души. Чтобы тьма раскрыла свои секреты, в нее должен проникнуть свет безусловной любви. Когда человек завязывает отношения, исполненные истины и милости, он начинает лучше понимать свои симптомы.
К нам в больницу поступила Лайла. У нее было загадочное заболевание: когда она бодрствовала, ее руки и голова все время слегка тряслись. Она прошла чрезвычайно тщательное неврологическое обследование, которое не принесло никаких результатов, и по совету семейного врача решила братиться к психиатру.
Когда Лайла приняла участие в нашей программе, выяснилось, что она не способна оплакивать свои потери. Семья и культурная среда, к которой она принадлежала, запрещали траур, полагая печаль «сугубо частным делом». Лайла отрицала свою потребность печалиться об утраченных привязанностях.
Однажды во время сеанса групповой терапии Лайлу начали расспрашивать о ее семье, и она рассказала о самом ужасном дне своей жизни, когда ее юная дочь умерла у нее на руках после краткой тяжелой болезни. Когда Лайла рассказывала, некоторые члены группы заплакали, сострадая ей. Лайла внезапно ощутила себя в безопасности и несколько минут спустя заплакала сама, продолжая свой рассказ.
— Когда это случилось? — спросил кто–то.
— Четыре года назад, — ответила Лайла, и на лице ее проступило изумление, словно она вдруг что–то поняла. — С тех самых пор я и начала болеть.
— В какой форме вы выражали печаль о смерти дочери? — спросил я.
— Ни в какой, — ответила она. — У нас не принято говорить о смерти. Мы просто стали жить дальше.
На самом деле Лайла не стала «жить дальше». Ее печаль застыла на одном месте, вне времени, не поддаваясь исцелению. И тут кто–то из членов группы сказал ей:
— Лайла, посмотри на свои руки. Они больше не дрожат. Лайла подняла руки — они не тряслись. Она смогла выразить свою любовь к умершей дочери и оплакать свою утрату.
С того момента и до конца своего пребывания в госпитале Лайла занималась тем, что училась чувствовать и выражать печаль. Когда скорбь по умершей дочери подступала к сердцу, Лайла находила друга, с которым она могла поговорить об этом и вместе поплакать. Симптомы заболевания исчезли.
Заключение
Шесть стадий развития механизма пряток происходят не одновременно. Как правило, этот механизм закладывается в раннем детстве, но развивается на протяжении всей жизни.
Защитным механизмам свойствен определенный цикл развития: со временем та часть души, которая подвергается отрицанию и вытеснению, оказывается еще более отрезанной от целого, чем раньше. Когда помощь не поступает извне, энтропия усиливается, травма становится все более серьезной.
Как нам распознать в себе механизм вредных пряток? Как различить, в какие моменты мы проявляем разумную осмотрительность, а в какие противимся любви?
Вернемся к истории Дженни. Помните двух ее «подружек» — Большую Дженни и Маленькую Дженни?
Один их разговор Дженни проигрывала в уме особенно часто. «Девочки» обсуждали очень важный вопрос: «Почему я попала сюда?» Дженни разбирала различные причины, чтобы понять, как же она оказалась в Далеком лесу сама по себе. Большая Дженни и Дженни Маленькая пытались найти какой–то смысл в этой печальной ситуации.
Неделя тянулась за неделей, а их разговор приобретал все более неприятную окраску. Теперь он строился примерно так:
Большая Дженни: Как ты здесь очутилась?
Маленькая Дженни: Плохие солдаты забрали моих родителей и хотели схватить меня.
Большая Дженни: Ты уверена, что все дело в этом?
Маленькая Дженни: Да, я уверена. О чем ты говоришь?
Большая Дженни: Нет ли тут иной причины?
Маленькая Дженни: Нет… Какая еще может быть причина?
Большая Дженни: А вот какая: помнишь, как ты заболела и целую неделю пролежала в постели?
Маленькая Дженни: Помню–помню! Мне было так плохо! Просто ужасно!
Большая Дженни: Ты не все помнишь. Разве ты забыла, как твои родители вели себя, когда ты болела?
Маленькая Дженни: Мама заботилась обо мне весь день, а вечером, когда она уставала, ее сменял папа.
Большая Дженни: Вот именно, они заботились о тебе. И ты заметила, что они оба очень уставали. После всей работы, которую им приходилось выполнять, они еще вынуждены были нянчиться с тобой!
Маленькая Дженни: Да, вид у них был очень усталый.
Большая Дженни: Да уж конечно! Вот потому–то ты и попала сюда.
Маленькая Дженни: Не понимаю…
Большая Дженни: Еще как понимаешь! Твой эгоизм измучил их, отнял у них все силы. Им приходилось заниматься тобой, и они не успели заранее продумать, как спастись, когда придут солдаты. Если бы ты поменьше требовала, ты бы и сейчас была с ними, в безопасности.
Маленькая Дженни: И правда, я все время ныла, что животик болит. Наверное, не надо было…
Изоляция вынудила Дженни рассматривать свои потребности как эгоистические и деструктивные. То, что Бог дал ей как благо, оказавшееся в одиночестве сердце Дженни сочло злом. Дух ее был сломлен. Она была надолго лишена семейных отношений, привязанностей и нормальной эмоциональной среды. Это не могло не сказаться на ней. Состояние изоляции было непереносимым и разрушительным. В итоге Дженни заклеймила как «плохое» то, что Бог создал благим.
А как обстоит дело с вами? Не впадаете ли и вы подчас в состояние «неподключенное™»? Не изолируетесь ли вы от Бога и тех отношений, которые Он создал вам во благо? Не прячетесь ли вы от любви?
Загляните в свое сердце и посмотрите, какие законные духовные и эмоциональные потребности вы или окружающие вас люди привыкли именовать плохими. Затем постарайтесь понять, не отрицаете ли вы в себе то, что сочли «плохим», не отрицаете ли вы вполне законные эмоциональные потребности.
Порой нам легче притвориться, что мы вовсе не имеем потребностей, нежели признать существование «плохих» потребностей. Но тем самым мы отрицаем за собой ценность, которую придает нам Бог, знающий нашу незрелость: за нас, таких, какие мы есть, умер Христос.
Изучите шесть основных стадий развития механизма вредных пряток и поразмышляйте над своим состоянием. Опирайтесь на благодать Божью, когда будете исследовать свою жизнь, чтобы выявить в ней те схемы, с помощью которых вы прячетесь от своих законных потребностей и от любви.
Глава одиннадцатая
Вредные прятки: итоги
Маршалл и Джуди обратились за профессиональной помощью, пытаясь спасти свой брак. Промучившись восемь лет, они увидели, что их ссоры достигли критической стадии.
У меня сложилось впечатление, что Маршалл и Джуди до совершенства отработали свой вечный спор, круживший в основном вокруг личности Маршалла. Начинала Джуди:
— Ему недостает эмоций, он всегда держит меня на расстоянии.
— Может, это у тебя чересчур много эмоций, — отбивался Маршалл.
— К тому же он даже не обращает внимания на мои эмоциональные потребности, — наступала Джуди.
— Мне надо иногда побыть одному, — получала она в ответ.
— Он не умеет проявлять любовь, — твердила Джуди.
— Я работаю по двенадцать часов в день, мне некогда разыгрывать из себя Ромео! — парировал Маршалл.
Послушав их, я попросил:
— Не могли бы вы для начала сказать мне, в чем вы согласны?
Каждый вел разговор по своим рельсам: у Маршалла было свое представление о себе самом, у Джуди о нем — свое. Этот диалог выглядел довольно комично, но он затрагивал один весьма важный момент: не так легко распознать, пользу или вред приносят наши защитные механизмы, поступки, мысли и чувства.
Джуди была убеждена, что муж отпугнул ее недостатком эмоционального тепла, разочаровал своей неприступностью, то есть она ставила ему диагноз: вредные прятки. По ее мнению, Маршалл прятался от близости.
Маршалл полагал, что вся проблема сводится к завышенным требованиям, которые предъявляла ему Джуди. Он считал, что периоды отчужденности были нормой, а не проявлением защитного механизма. Прятки он находил полезными, а не деструктивными.
В предыдущей главе мы обсуждали, каким образом механизм вредных пряток складывается в раннем детстве. Теперь мы перейдем от прошлого к настоящему и рассмотрим основные характеристики разрушительной самозащиты, которые представляют интерес для нас в настоящем. Мы попытаемся ответить на вопрос: как расшифровать свои схемы поведения?
Изоляция
Наиболее явно механизм вредных пряток обнаруживается в том, что процесс не ограничивается самозащитой от опасности или зла, а заходит дальше, изолируя нас от того, что необходимо для нашего роста. В восьмой и девятой главах мы выяснили, что полезные прятки укрывают нас от боли, подготавливая к восстановлению отношений; вредные прятки могут укрыть нас от дальнейших опасностей, но при этом отрежут нас от мира.
Одним из первых последствий изоляции станет утрата милости и истины. Как правило, вредные прятки отделяют нас от каких–либо компонентов, нужных для исцеления: неограниченной любви (милости), и необходимой нам информации о себе (истины). Это два основных фактора духовного и эмоционального роста и исцеления, они сочетаются, как солнечный свет и содержащиеся в почве элементы, чтобы породить в нашей жизни плод зрелости. Если не хватает того или иного компонента, душа увядает.
Как–то во время путешествия я познакомился с Роном, менеджером мотеля, который поведал мне о своих «достижениях»: он скопил двести тысяч долларов и собирался через пару лет обзавестись собственным мотелем.
Я изумился и сказал:
— Да, это большие деньги. Можно узнать, как вам удалось столько скопить?
— Я получаю на этой работе 25 000 долларов, комната и питание бесплатно, так что трачу я не больше 5 000, а 20 000 откладываю, и так уже десять лет подряд.
Парню недавно исполнилось тридцать три года. По его словам, он начал копить, как только закончил колледж и устроился на работу. Чтобы вполне оценить этот подвиг бережливости, нужно учесть, что мотель располагался в Южной Калифорнии, где даже при бесплатном жилье и питании жизнь отнюдь не кажется дешевой.
— Как же вы укладываетесь в такой бюджет? — поинтересовался я.
— Я жил все эти годы один и не обзаводился друзьями: друзья ведь позовут развлекаться, а это денег стоит. Днем я работаю, по вечерам смотрю телевизор. Это несложно.
Да уж, Рон вполне овладел искусством копить деньги. Он мог бы сказать, что загнал в подполье свою потребность в общении ради достойной цели — он хотел начать собственный бизнес. Но для этого он пожертвовал своей молодостью, той порой жизни, когда завязываются самые яркие и долговечные наши отношения. Рон выбросил из своей жизни десятилетие установления привязанностей.
Отказ Рона от привязанностей был очевиден. Гораздо чаще люди прячут свои потребности в отделенности, честности или соблюдении границ в отношениях. Мы вроде бы и не прячемся, мы вполне откровенны и искренни. На самом деле мы кое–что скрываем и в этом случае: свою свободу.
Когда члены терапевтической группы заявили Мэри, что она кажется им очень далекой и отчужденной, девушка была удивлена. Она считала себя человеком любящим, заботливым.
— Не в этом проблема, — сказала ей другая женщина. — Мы все видим, как ты добра, а вот искренности твоей не видим. Хотелось бы хоть однажды увидеть, как ты кому–то противоречишь, споришь, даже сердишься.
Мэри, сама того не понимая, прятала от себя и от тех, кого любила, один из аспектов своей души, один из аспектов образа Божьего: механизм принятия решений подвергся в ее душе расщеплению из–за сложной семейной ситуации, в которой разногласия, а тем более ссоры считались безусловно плохими. Для Мэри близость и уступчивость казались гораздо естественнее конфронтации.
Обдумав советы друзей, Мэри кое–что заметила в себе:
— Я всегда пугалась тех страниц Библии, где говорилось о справедливости Бога и Его суде, эти слова казались мне такими суровыми, лишенными милосердия. Гораздо больше мне нравилось читать о Его любви.
Для Мэри это было существенное открытие. Она пряталась от своей отделенности, а потому пряталась и от некоторых истин, связанных с конфронтацией и судом. Избегая такого рода теории и практики, Мэри всю жизнь соглашалась на компромиссы, «чтобы сохранить мир».
Мэри начисто отрицала те самые истины, которые помогали бы развитию в ней способности к установлению границ. Потребность в отделенности была травмирована и подверглась изоляции.
Это важный момент, потому что многие христиане переносят свои эмоциональные и духовные проблемы, а также проблемы, связанные с отношениями, вовне, экстернализируют их, предполагая в качестве решения сменить супруга, работу, церковь или местожительство, — тогда–де все будет прекрасно.
Верующие должны брать инициативу на себя, а не пассивно реагировать на различные обстоятельства. Как мы уже видели, в определенных случаях стратегически необходимо выйти из отношений, но Иисус сказал: «Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его» (Матфея 11:12). Речь здесь идет о конфликтах, которые возникают, когда приходится говорить людям правду в глаза.
Возлагая на других ответственность за свое одиночество, непонятость или за ощущение, что нами манипулируют, мы перестаем замечать свою долю вины в сложившейся ситуации. Нам кажется, что решить проблему можно, лишь полностью переделав всех, кроме себя самих.
Механизм вредоносных пряток и изоляции приводит к тому, что мы отвергаем или боимся того, в чем нуждаемся. Защитный механизм, как честный часовой, обязан оберегать дворец нашей души. Предположим, на какого–то часового возложена охрана заболевшего царя. Не пропуская к больной части души отношения, мы предохраняем ее от риска новой раны, тщательно укрываем травмированную потребность в близости, границах, прощении или зрелости.
Но у этого процесса есть оборотная сторона: часовой зачастую не умеет отличить вражеские отряды от представителей Красного Креста, он не впускает к царю решительно никого — не только нежелательных и опасных гостей, но и вообще никаких посетителей. Душа запирается на замок из страха перед новой болью.
Вредные прятки мешают нам разглядеть те блага, которые нам необходимы и которые Бог уже приготовил для нас. Мы похожи на голодного человека, сидящего перед пиршественным столом с повязкой на глазах. Он мучается от голода, но не замечает, что прямо перед ним стоит все то, что ему нужно.
Уэйн был воспитан потакавшей ему матерью и суровым отцом. Если мальчик до последней минуты затягивал выполнение домашнего задания, отец кричал на него за то, что он медленно работает. Тогда Уэйн уходил к матери, а та охотно делала задание за него, лишь бы «бедняжка» подольше поспал.
Несбалансированность истины и милости привели к тому, что и в работе Уэйну было чрезвычайно трудно самому себе задавать границы. Он искренне хотел как можно лучше исполнить свою работу, но постоянно срывал сроки и вечно лихорадочно пытался наверстать упущенное. Недостаток дисциплины был вызван укоренившейся внутри него зависимостью от материнского потакания и бунтом против излишней отцовской критики.
Эти проблемы отравляли Уэйну жизнь. Наконец он нашел себе новую работу, строгого, но внимательного к нему начальника. Гленн не только возлагал на Уэйна большие надежды, но и по–человечески хорошо относился к нему.
Если бы Уэйн сознательно искал человека, который помог бы ему преодолеть протест против жестких границ, он не сумел бы выбрать более подходящего друга, чем Гленн, который готов был научить Уэйна дисциплине, но на основе любви, чтобы в итоге Уэйн смог сам контролировать свою жизнь.
Однако беда заключалась в том, что в душе Уэйна уже сработал механизм вредных пряток. Ему не нравилось повышенное внимание Гленна, его советы он воспринимал как попытку его контролировать, а критика глубоко оскорбляла его. «Он вечно делает мне замечания, словно отец», — ворчал Уэйн.
На самом деле Гленн был таким, каким должен быть отец: он давал молодому человеку любовь и границы. Но травмы, нанесенные Уэйну в прошлом, мешали ему разглядеть, как заботится о нем Гленн. Вредные прятки побуждали Уэйна отталкивать то, в нем он больше всего нуждался.