- Хей, Свон, забери это. Те столы должны были быть убраны тридцать минут назад.
Умри, умри, умри.
- Да, я стараюсь, простите, сэр. – И «сэр» - двадцатидвухлетний и все еще прыщавый. Держу пари, он дрочит на Бритни Спирс или на тех Диснеевских телок с фарфоровыми зубами.
- Пошевеливай задницей, – он говорит это так, как будто я - его собственность, и, да, как бы то ни было, полагаю, так и есть.
Мне хочется смеяться над этим. «Мужчина», говорящий мне пошевеливать задницей и платящий мне всего пять баксов в час, плюс чаевые, которые не отличаются, как должны были бы. Пошевеливай задницей. Двигай задницей. О, если бы я подвигала задницей, то смогла бы отработать арендную плату за час. Могла бы оплатить дурацкий гребаный долг в колледже за два. Я могла бы…
Я иду и делаю свою работу. Забираю грязное дерьмо и уношу его в кухню, чтобы помыть. Я отвратительна, да, я отвратительна.
Двадцатая встреча.
- Итак, я думаю, что хочу позвонить ему.
Доктор молча позволяет мне продолжать.
– Я просто… это было давно. Я… я скучаю по нему.
- Так почему бы не позвонить ему?
- Может, он не захочет разговаривать со мной. И как я, блядь, только что сказала, это было давно.
- А что если он захочет?
- Тогда я даже не знаю, что мне сказать. То есть, что бы вы сказали? «Привет, прости, что выпала из вашей жизни, но я пытаюсь исправить это дерьмо»?
- Это то, с чего можно начать.
Я смеюсь, но это не забавно.
– Вы, по правде, даете чертовски ужасные советы.
В моей квартире.
Мои пальцы поглаживают заднюю крышку телефона. Они чувствуют пластик, а им бы хотелось, чтобы это оказалось настоящим. Им бы хотелось, чтобы это была мягкость и сила, и тепло. Им жаль, что это не пахнет лавандой, доверием и уютом. Им бы хотелось иметь возможность прикоснуться, и просто чтобы это было здесь.
Но это невозможно, и этот выбор, кажется, слишком тяготит. Что он говорил о своей матери? Если бы она хотела знать его, то нашла бы его. Он не искал меня. И не звонил. Он не появился проверить мои полы. Или диван. Они чистые. Я прибралась. Я не опаздываю на занятия. Я сдала свой тест на этой неделе. Но нет никаких звонков и проверок или записок, или писем с ласковыми словами, а есть только я.
Есть только я.
Сорок пятая встреча.
Я лежу спиной к нему. Легче разговаривать с подушкой на его диване. Мои пальцы тянут за ниточки. Уверена, что испорчу подушку на его дизайнерском диване, но мне плевать. Он достаточно зарабатывает, чтобы починить его, а я должна отчищать последствия «всех-что-ты-смог-съесть-ребрышек» в туалетах, чтобы заплатить за это.
- Вы думаете, что она изуродовала меня, верно?
- Я хотел бы знать, что думаешь ты, Белла. Как думаешь ты, что с тобой сделала Рене?
Я сильнее тяну за нитки.
– Я думаю, что она научила меня пить. И думаю, что она наказывала меня за то, чего не могла принять.
И я ненавижу себя.
Я слышу звук его карандаша на бумагах.
– Это правда или просто то, что, как ты думаешь, я хотел бы услышать?
Я тяну за нитку, пока не вижу изнанку его дурацкой чертовой подушки.
– Это правда. Она изуродовала меня.
- И ты боишься, что будешь относиться к своей дочери таким же образом?
Я спрашиваю у подушки:
– А разве нет?
- Ты обратилась за помощью.
- Много это помогает, док.
- Ты пыталась связаться с Эдвардом?
Мы определили важность произношения имен пять встреч назад. Но все же я пока не могу сказать их. И слышать их так болезненно, как хрен знает что.
- Каллен не станет со мной разговаривать.
- А ты пробовала?
Проклятье.
– Пробовала? Да. Я положила руку на гребаный телефон, но она так сильно дрожала, что я не смогла поднять трубку. Я написала письмо, но оно было слишком запутанным. У меня на столе стоит гребаная коробка, которую он прислал почти год назад, а я не могу даже открыть ее. Пробовала? Да, я пробовала, доктор.
– Что в этой коробке? – так спокойно, так раздражающе.
- Дурацкий лэптоп, который он купил.
- Почему ты не откроешь ее?
Я сжимаю ткань подушки.
– Потому что это не принадлежит мне.
- Ты думаешь, что не заслуживаешь вещей, которые он дает тебе? – Еще больше царапанья на бумаге.
- В точку, Капитан Очевидность.
- Ты думаешь, Эдвард чувствовал то же самое?
Я сажусь и поворачиваюсь лицом к нему. На моем лице – сто эмоций.
– Нет.
Он выглядит удивленным. Мне хочется вскинуть кулак в воздух (п.п.: жест, обозначающий победное YES!), потому что я застала его врасплох своим ответом. Но я сижу, не двигаясь.
- Почему?
Я поднимаю запястье и трясу им.
– Он дал мне это, чтобы я не забыла.
- Не забыла о чем?
Я опускаю лицо и больше не чувствую себя победившей. Я снова обнимаюсь со своей подругой-подушкой.
– Что я была.
- Была чем, Белла?
Я говорю ниточке:
– Была достойна.
Моя квартира.
- Вы были хорошим арендатором, мисс Свон. Всегда вовремя уплаченная арендная плата. Никаких жалоб от соседей. Мы бы хотели, чтобы вы подписали еще договор об аренде с нами.
Она улыбается, держа новый договор. Его имени нет на нем. Он не рядом.
Я качаю головой.
– Думаю, я собираюсь найти что-нибудь подешевле. Может, с соседом или типа того.
Ее улыбка слегка тускнеет.
– Что ж, очень жаль. Но удачи вам.
Я киваю и встаю со своего места. Поворачиваюсь и иду, чтобы открыть дверь.
- Я слышала, что Ханнингтон Гроув неплохое место.
Я оглядываюсь через плечо. Она улыбается и возобновляет свою работу на компьютере.
- Спасибо. – И я выхожу за дверь, но не направляюсь туда.
Работа.
- Тут ничего особенного, но… по крайней мере, я знаю, что ты никогда не будешь опаздывать. – Жена отца «Сэра» шутит, но это совсем не смешно.
- Все нормально. И, да, вы правы.
- Вот ключ, мы будем вычитать арендную плату из твоей зарплаты. И если ты в чем-то будешь нуждаться, то знаешь, где нас найти. – Она отдает ключ.
Я киваю, а она делает несколько шагов назад.
– Ну, не буду мешать тебе распаковываться. Увидимся позже.
Я снова киваю, и она уходит. Здесь пахнет жареным маслом и чертовыми раздражающими клиентами. Здесь темно, тесно и требуется серьезная уборка. Половицы скрипят, когда я иду по ним. Но это дешево и удобно, и не требует кредитки или подписи Каллена.
Позже.
- Давай, красавица. Только один стаканчик. Давай, только один с твоим любииииимым клиееееентом. – Он хватает меня за бедро и пытается быть очаровательным, но от него сильно воняет, да и от меня несет, и мне лишь хочется забрать вереницу его пустых стаканов и уйти в кухню.
- Мне не положено пить на работе. – Или когда-либо. – Вы знаете правила. – Я пытаюсь быть вежливой. Пытаюсь.
Его рука снова хватается за мое бедро. Я спотыкаюсь.
– Всего один. Ты бы сделала меня таким счастливым, если бы только… всего один. – Он тянет меня сильнее, и мой поднос с грязной посудой падает прямо на стол. Он прижимает свой рот, воняющий куревом и пивом к моей щеке. – Я закажу самый лучший для тебя, красотка. Реально хороший.
- Эй! Отвали, Джимми. – Отец «сэра» выручает меня.
- Оу, Рэй, я просто помогаю ей с посудой. - Он тупо смеется и допивает до дна. Ставит стакан на стол и подмигивает мне, облизывая губы. Мне хочется ударить кулаком в его чертово лицо и сказать ему, чтобы он шел на хер. Мне хочется убежать к своему отцу. Мне хочется сказать ему, что он - пьяный кусок дерьма. Мне хочется найти Каллена и спрятаться в его объятиях.
- Возвращайся к работе, Свон.
Встреча… я даже не знаю, какая по счету.
- Что ты чувствуешь по этому поводу?
Я сжимаю предмет в своих руках крепче. И ничего не говорю. Он ждет. Я бросаю предмет на стол перед собой.
- Я не хочу делать это дерьмо.
- Это просто шоколадный батончик, Белла.
Я потираю глаза и впиваюсь пальцами свободной руки в ладонь, пока это не начинает причинять боль.
– Вы знаете, что если бы это был просто чертов дурацкий шоколадный батончик, то меня бы здесь не было. Почему вы всегда заставляете меня указывать на очевидное?
- Это правда. – Он наклоняется вперед и поднимает его. Медленно разворачивает обертку и откусывает маленький кусочек. – По мне, на вкус, как шоколад и нуга. Довольно вкусно. Хочешь попробовать?
- Отвалите. Просто отвалите. Вы такой бесчувственный ублюдок.
Он откусывает еще кусочек.
– Все еще просто батончик.
Я пинаю его стол. Скидываю журналы и вазу для цветов. Он откидывается на спинку кресла и продолжает есть батончик. Когда он доедает последний кусок, то сминает обертку и бросает ее в мусорную корзину. Его руки ложатся на колени.
- Я вычту с вас за это.
Конечно. Ну конечно, черт подери.
Сегодня.
Медведь. Открытка. Я паркую грузовик, и мои руки дрожат. Когда я выхожу и закрываю дверь, то вижу чистоту и новую поверхность. Грузовика. Он сияет и больше не ржавый. Выглядит так, будто кто-то заботится о нем. Выглядит так, будто мне не плевать. Мои ноги направляются к серой плите, отражая это настроение.
Я приседаю, и нет ни одного листочка, чтобы стряхнуть. Я замечаю следы на земле и понимаю, кому они принадлежат. Я знаю, кто был здесь, и знаю, почему могила моего отца аккуратная и хорошо ухоженная. Вижу другого игрушечного мишку, записку, подписанную красивым подчерком «Дедушке» и фотографию. Моя грудь раздувается, и у меня даже нет времени, чтобы остановиться, прежде чем боль разрывает в ней дыру, в которой могла бы поместиться вселенная. И мои слезы не слезы жалости к себе. И моя боль не моя собственная и в действительности даже не боль. Это благодарность, упрямство и сожаление. Это время, которое я позволила себе пропустить, и звонки, которые я должна была сделать, чтобы просто сказать, что мне жаль и что я люблю вас, и что я стараюсь.
Я стараюсь.
Он делает.
Я стараюсь.
Он делает.
Я стараюсь.
Я кладу своего медведя и открытку на плиту. Припадаю туда, где мне хочется быть, и говорю все свои извинения единственному человеку, который не может меня услышать. Единственному человеку, который принял бы меня обратно, несмотря на то, что я натворила. «И что бы он сказал, Белла?» Что все в порядке. Чарли бы сказал, что все хорошо. «И?» Что я должна исправить это. «Как?» Я не знаю. «Ты знаешь». Нет. «Знаешь».
И мои колени болят. Они горят и болят. Я чувствую холод, прижимающийся к ним. Я чувствую жжение от лекарств и чувствую еще больший холод на своем подбородке. Я чувствую, как грубые пальцы сжимают мои щеки и свистящий вдох.
- Прости, папа.
- Все в порядке, малышка. Это всего лишь кровь.
- Нет, я испортила поездку. Мое падение испортило всю поездку.
Он не сердится, а только смеется. И я ненавижу это.
- Это не смешно, папа. СОВСЕМ.
- Я не над тобой смеюсь, девочка. Я просто… Ты такая хорошенькая, когда злишься. – И я вижу его и его усталые глаза. Я вижу его и его улыбку, которая никогда не спадает, даже если он притворяется. Но он не обманывает.
Он был честным и искренним, и он действительно думал то, что говорил. И он заканчивает отряхивать мои колени, локти и содранный подбородок.
- Падение - это просто часть жизни. – Он протягивает мне руку и помогает встать, притягивая в свои объятия, а я обнимаю его и прижимаюсь лицом к его кожаной куртке. Рядом с нашивкой «Шериф Свон» и знаком отличия. - Да, просто частичка жизни. Но мы поднимемся, не так ли, детка? – И я киваю и тереблю ниточку, которую моя мать не закрепила на одной из его нашивок.
Когда мои глаза перестают видеть, я просто сижу и чувствую. Когда мои ноги затекают и умоляют вытянуться, я просто продолжаю сидеть. Я обнимаю себя рядом с могильной плитой и не хочу отпускать. Мне не хочется уходить, но я должна. Я должна заставить ноги шевелиться. Должна встать. Должна уйти и отпустить это.
Он хотел бы этого.
В грузовике мои руки находят единственное доказательство, что я что-то сделала правильно в своей жизни. Я достаю фотографию и провожу пальцами по смятым линиям. Она была у меня до той, что я взяла с могилы Чарли, и они одинаковые и такие разные. В ней много от него и от Каллена.
Много света и ни капельки от Рене. Так много жизни в ее глазах, и мне нужно просто… я должна сказать ему. Мне нужно сделать это правильно, и мне нужно сказать ему, что я, по меньшей мере, благодарна.
Я подъезжаю и вижу его машину. Она припаркована. Он внутри. Если я зайду внутрь, то должна буду увидеть Элис. Должна буду столкнуться и с ней тоже. Я выхожу и закрываю дверь грузовика так, будто крадусь. Я захожу в тень и просто заглядываю в окно. Я проглядываю столы. Мой взгляд останавливается на кабинке в задней части зала. Там мужчина, который выглядит точно так же. Та же рубашка. Те же брюки. Тот же галстук. Те же ухоженные руки. Тот же взгляд. Те же идеально отглаженные линии в его одежде без единой морщинки.
Но он сидит в кабинке. Не за столом с шатающейся ножкой. С ним девочка, которой необходим крепкий стол. Он подносит ложку к ее рту и улыбается. Вытирает ее лицо, а она отталкивает его руки, и он счастливо смеется. Он касается ее лица, и мои глаза снова начинают слезиться.
Они затуманиваются, но я не хочу пропускать это. Я моргаю, чтобы очистить их, а потом вытираю лицо. Я вижу, как к ним подходит Элис и забирает Грейс. Они обмениваются несколькими словами и улыбками, и она уносит ее. Он берет несколько салфеток и очищает грязь.
Я должна заставить свои ноги двигаться, иначе упущу свой шанс. Я открываю дверь и быстро иду к нему, но как только я там и его глаза поднимаются и встречаются с моими, у меня перехватывает дыхание. Его рука замирает над столом и забывает о беспорядке. Его глаза блуждают по моей одежде, а потом медленно поднимаются. Я должна дышать.
- Могу я сесть?
Пауза похожа на годы. Он кивает. Его глаза наблюдают за мной, когда я сажусь на стул напротив него.
Первая встреча.
Встреча номер один.
Глава 59. Я согласен.
Эдвард.
Воскресенье.
Мое сердце останавливается. Моя способность дышать. Мой рассудок, наверное, деградировал. Она садится на стул, и вздыбившиеся волосы на моих руках говорят мне, что она реальна. Мои щеки заливает жаром. Ее макияж размазан. Ее одеяние говорит мне почему. Недостаток кислорода, должно быть, обездвижил мой рот. Он не может функционировать. Он не может выдавить ни слова, хотя все это время я думал о стольких вещах, которые нужно сказать. Я собрал целый список. У Джаспера лежит журнал, полный моей болтовни, жалоб и моментов слабости.
И все равно ничего не приходит на ум.
- Я ходила повидаться со своим отцом, - говорит она своим рукам. Она делает паузу, а потом смотрит на меня. - Спасибо.
И позади прозрачной пелены - девушка, которую я не знаю. Пока не знаю. Я отчаянно искал ее. Я проводил свои воскресенья в церкви, молясь за нее. Я тратил свои вечера, стараясь убедить ребенка, что она существует. Я проводил месяц за месяцем, пытаясь убедить себя, что она существует.
Я сглатываю и молюсь, чтобы мой голос не показался слабым:
- Пожалуйста.
Она снова смотрит вниз, на свои руки. Она ничего не говорит, а наше время скоро истечет. Элис только умывает и переодевает Грейс во что-то, что приобрела для церкви. Если она увидит Беллу, все закончится. Руки Беллы исчезают под столом. Я наблюдаю, как она открывает сумку. Я замечаю, что ее длинные волосы стали на чуточку короче. Ее цвет лица кажется лучше. Ее кожа - более мягкой, если это возможно. Это говорит о том, что она ухаживает за собой. «Что принимаешь внутрь, то выходит и наружу» и все такое.
Ее пальцы пододвигают что-то ко мне.
Ее голос мягок:
- Она выглядит счастливой.
И мне не нужно смотреть на фото, чтобы знать это.
- Так и есть.
Белла кивает. Она смотрит на меня.
- Могу я оставить эту себе? - И она говорит о той, которую сегодня утром я оставил на могиле Чарли.
Я киваю.
- Спасибо. - Я наблюдаю, как ее пальцы поднимают фотографию. Вижу, как она, перед тем как положить снимок в сумку, еще раз смотрит на него. Слежу за тем, как те же самые пальцы заправляют волосы за ухо. Я вижу, как они ложатся на колени, и мне не нужно видеть их, чтобы понять, что она теребит их. - Я бы… эмм…я…ты думаешь, что…
И она замолкает. Закрывает глаза. Она делает успокаивающий вздох и начинает снова, медленно произнося:
- Как думаешь, я могу увидеться с ней?
Прежде чем я успеваю ответить или кивнуть, она начинает говорить снова. Бессвязно.
- Я сделала то, что ты просил. В смысле, я посещаю кое-кого. У меня есть собственное жилье и вроде как настоящая работа. Ну, это дерьмовая работа, но с зарплаты берутся налоги и прочее дерьмо. Много налогов. Это действительно довольно смешно, сколько правительство берет денег с работающих людей. Но неважно. Я просто хочу сказать, что делаю все, чего ты хотел, и даже если это отстой, я делаю это. – Ее лицо напрягается, и руки, лежащие на столе, сжимаются в кулаки. Она качает головой. – Я не так планировала об этом рассказать. Я должна была сначала поблагодарить тебя.
И я стараюсь не счесть ее забавной. Пытаюсь не заулыбаться в ответ на ее лепет, и сквозь меня проносится облегчение, когда я слышу, какой образ жизни она ведет. Я мысленно пинаю себя за то, что думал иначе.
- Расскажи мне поподробнее об этом.
Ее глаза поднимаются и изучают меня. К моему удивлению – и не такому уж и сильному – я не отвожу взгляд.
- Эмм… о чем именно? Что ты хочешь знать?
Обо всем. Где ты была, Белла? Что делала? Кем ты стала? Почему не звонила мне и не разговаривала со мной? Почему не хотела меня видеть? Почему пропустила крестины и день рождения Грейс? Ее первое Рождество и робкие шаги? Почему?
- Где ты работаешь? Чем занимаешься там?
Она ковыряется в своих ногтях. Она старается быть храброй и смотреть на меня, но пока отвечает, несколько раз терпит неудачу.
– В ресторане. Меня наняли в качестве помощника официанта, но… они вроде как заставляют делать меня все, что им нужно. Например, когда дети кидают спагетти в стену или когда мужчины… имеют проблемы с уборной… и хотя тот парень, который тоже помощник официанта, как предполагается, должен выносить мусор в те вечера, когда работает, он никогда этого не делает. И я постоянно делаю это. Но я ни хрена не говорю, потому что живу там и не хочу раздувать проблему, потерять работу, а потом продолжать там жить, ты понимаешь?
И ее лицо краснеет от своих слов. А я молчу, переваривая то, что она сказала.
- Ты живешь там?
Она разговаривает с пальцами:
– Да, ну… это отчасти разумно.
- Белла… - Я вынужден помолчать мгновение, назвав ее имя. Из-за того, как оно просто покидает мой рот. – Как это ты живешь в ресторане?
Ее голос тих:
– Не в нем. Чуть выше. Над ним есть маленькая квартирка.
Я киваю в понимании и чувствую себя немного глупо. Она смотрит на меня, и ее глаза ждут. Ждут еще вопросов. Ответов на ее собственные. Я держу свой язык за зубами и просто смотрю. Кончик моего пальца умоляет меня дотянуться и вытереть черное пятно из уголка ее глаза.
Мне хочется опустить свою салфетку в стакан воды на столе и стереть дорожки на ее щеках, где раньше был румянец. Мне хочется взять ее руку в свою и посмотреть, вызовет ли это те же самые чувства. Ее ногти чистые, несмотря на работу, которую она только что описала. Они коротко пострижены, и это говорит мне, что она не лжет. Сегодня день рождения Чарли, поэтому они накрашены прозрачным лаком.
- Что, черт возьми, ты делаешь здесь? – И испуганный взгляд в ее глазах говорит мне, что появилась Элис. Я оборачиваюсь через плечо.
- Элис.
Она не спускает с Беллы глаз.
– Не «Элисай» мне, Эдвард. Ты. Убирайся.
- Прекрати это. - Я встаю, чтобы взять Грейс, но она отходит назад. – Элис, прекрати это и дай мне Грейс, пожалуйста. Мы опоздаем в церковь.
- Она идет?
Я снова тянусь за Грейс и не отвечаю, пока она не отдает ее. Сажаю Грейс на свое бедро, а свободной рукой забираю пиджак. Белла смотрит в окно. Отражение показывает мне ее страх и смущение.
- Полагаю, это дело Беллы.
Она смотрит на меня. Я вижу, как прозрачная влага возвращается в ее глаза, а подбородок напоминает трясущиеся ножки Грейс.
Я протягиваю ей свободную руку. Она смотрит на нее, как в тот первый день. И это тот момент, когда мы двинемся или вперед, или назад. И я чувствую, что наблюдаю за своей жизнью, как в замедленной съемке. Вот она выскальзывает из кабинки. Вот она поправляет свою одежду. Вот она берет свою сумку. Вот она кладет свою ладонь в мою. Когда мои пальцы сжимают ее руку, ничего и в то же время все меняется.
- Просто замечательно. Просто великолепно. – И Элис зла на меня. – Ты выбираешь ее, после всего того дерьма…
- Элис, – я качаю головой, – не сегодня. Не здесь. – Я делаю шаг вперед и целую щеку сестры. – Спасибо за завтрак.
Белла идет рядом со мной. И я снова борюсь за девушку, которая прекратила бороться за нас. Что я делаю? Что, черт возьми, я делаю? Я продолжаю идти. Когда мы выходим из кондитерской Элис, я чувствую, что ее шаги замедляются. Она отпускает мою руку. И вот оно, началось. Черт, это началось. Разбей мое сердце, Белла. Давай. Сделай это.
Но она не обращает внимания ни на меня, ни на мои мысли. Она даже не смотрит на меня. Она не поворачивается и не убегает. Она просто смотрит в глаза, которые смотрят на нее через мое плечо. И, клянусь, я ненавижу ее и люблю, хочу ударить и обнять, хочу уйти, вопя на нее, что она не достойна этих глаз. Я хочу отнести Грейс в мою машину и спрятать, а Белле сказать, чтобы она проваливала туда, откуда пришла.
Но я не Белла - я держу свое слово. Я выполняю свои обещания.
Я делаю то, что говорю, и она не сломает меня и не победит. Она не превратит меня в того, кем я не являюсь, и это прекрасно. Я разговариваю с Грейс так, как мы разговариваем. Я спрашиваю ее, когда прошу что-то, и она мне отвечает, как отвечает только она. Она говорит так, как говорит она. Мы понимаем друг друга так, как мы понимаем друг друга.
И ее ответ – руки, которые тянутся к кому-то, кого она не знает, не считая фотографий и коротких рассказов. Фотографий, которые я нашел в старых статьях о шефе Своне, кто также является ее дедушкой. Или был бы им. Она должна знать, чьи у нее глаза. И они точно такие же. У Беллы. Чарли. Грейс. Они одинаковые. Ей нужна была отличительная черта, и, да, у Беллы и Грейс она есть.
А ей, должно быть, понравился запах волос Беллы, потому что ее лицо в них. Ей, должно быть, нравится теплота ее шеи, а Белла, должно быть, осознала, что такое настоящая любовь и забота, и поняла, что, черт возьми, она пропустила, потому что она обнимает это счастье так, как должна была гребаный год назад. И сегодня воскресенье и служба в церкви начнется через двадцать минут, но ее участникам придется отвалить. Проповедник не скажет ничего нового, а я не хочу сидеть там на скамье и слушать, как хорош Господь.
Господь здесь.
Господь прямо здесь.
А слова… слова кажутся довольно скучными. Блеклыми в сравнении с поступками. Доказательства у меня перед глазами. В скорости моего сердцебиения и частоте пульса. В абсолютном счастье и легкости, которую чувствуют мои плечи. В лицезрении карамельных волос их обеих, переливающихся под солнцем. В руках, простых жестах и ласковых разговорах. В губах и множестве крошечных поцелуев. В слезах, и не крокодильих, потому что они заполняют меня самого, и я вынужден прижать язык к нёбу, чтобы остановить их.
Ей не нужно слышать.
Воскресенье.
- Ты опоздала.
Она закрывает парадную дверь, и я замечаю ее одежду. На ней все еще ее передник. Грязный.
- Меня попросили задержаться после смены. – Она снимает резинку с волос, а потом снова стягивает их, заплетая в более аккуратный хвост. Она смотрит на пол, где должна играть Грейс.
Я отвечаю на ее не озвученный вопрос:
– Ты опоздала, и теперь она спит.
Ее лицо выглядит расстроенным.
– Прости. Я не хотела оставаться. Я сказала им, что в воскресенье не могу работать допоздна, но им просто плевать, Каллен.
- Ты сказала?
И я вижу, как режут мои слова. Но моя самозащита и наша с ней история порождают их. Она кивает. Она не огрызается. Она просто кивает, походя на маленькую девочку, которую отругали.
Я отталкиваю в сторону свой гнев. Киваю на место на диване, рядом со мной.
– Садись.
Ее сумка опускается на пол. Она заводит руки назад, развязывая свой передник. Складывает его и оглядывается по сторонам, ища место, куда положить. Она замечает мое раздражение и оставляет его лежать на коленях, занимая место рядом со мной.
- О, – она тянется к своей сумке. Вытаскивает конверт. Ее рука слегка трясется, когда она протягивает мне его.
Я беру его.
– Что это?
Она выглядит нервной.
– Это для Грейс. И для тебя.
Мои пальцы вскрывают конверт. Я вижу зелень, и мои глаза возвращаются к ней.
- Там немного, но они повысили меня в официанты и теперь я получаю хорошие чаевые. Ну, лучшие чаевые. К тому же мой босс сказал, что если я отремонтирую квартиру, то могу не платить арендную плату за нее. Только коммунальные платежи. Я довольно хорошо рисую. Причину ты знаешь… Чарли. – И она снова говорит со своими руками. - В следующий раз я принесу больше.
Я бросаю конверт на журнальный столик.
- Деньги не сделают тебя хорошей матерью, Белла.
Она смотрит на меня, и я знаю, что ей хочется разораться. Я понимаю, что разозлил ее, и, возможно, я сделал это нарочно. Я не уверен. Может, я пытаюсь оттолкнуть ее. Возможно, я получаю небольшое удовлетворение, наблюдая, как она мучится, или, возможно, я просто потерял чертов разум. Возможно, я просто все еще злюсь на нее и хочу ранить. Возможно, я просто не хочу признавать, что она делает то, чего я хотел. Возможно, я просто начинаю воздвигать стены - на случай, если она снова сбежит.
- Я понимаю это. Я знаю.
Может, я просто расстроился, что Грейс уснула, а она пропустила единственный день в неделе, в который должна быть здесь.
- И мы не нуждаемся в твоих деньгах, Белла.
И наблюдение за ее муками не так же забавно, как за Беллой, которая накричала бы на меня. Я потираю руками лицо.
- Прости. Я просто расстроен, что ты пропустила свое время с ней сегодня.
Ее глаза расширяются.
– И ты думаешь, что я от этого счастлива? Я не специально это сделала.
Я киваю, и мне хочется просто простить и забыть, поговорить о чем-нибудь еще, предложить ей выпить, посмотреть телевизор или просто расслабиться… но это просто устарело. Это то, что завело нас в этот беспорядок. Просто это забылось, потому что было давным-давно.
- Не делай этого снова. Если ты задержишься в следующий раз, не утруждай себя приезжать вообще.
Воскресенье.
Я слышу ее смех, но слишком занят поисками своего телефона, чтобы посмотреть, почему она смеется.
- Она становится хороша в этом.
Я оборачиваюсь на секунду. Может, на две-три. Грейс держится за руки Беллы, пытаясь держать свой баланс, и Белла отпускает. Как только ее ноги начинают дрожать, Белла подхватывает ее за талию и потом раздается смех. Смех Беллы.
И я забываю то, что, черт возьми, искал. Сажусь к ним на пол и играю вместе с ними. После нескольких обменов, Белла смотрит на меня.
- Я кое-что прочла.
Я улыбаюсь Грейс, когда она улыбается мне, но отвечаю Белле:
– Что ты прочла?
- Это о… ну, знаешь… о детях, таких, как Грейс.
- Глухих детях, - я говорю с легкостью.
Она – нет:
– Да.
Грейс подпрыгивает, и я смеюсь над ее дурачествами. Радостью.
– Продолжай.
- О том, что в ее уши можно что-то вставить. Так чтобы… ты понимаешь.
- Она могла слышать, - я киваю. – Я все знаю об этом, Белла.
Она не тянется к Грейс, когда я пытаюсь ей передать ее. Ее лицо немного смущено. Возможно, даже немного сердито.
- Так почему, черт…
Я перебиваю ее:
– Потому что это не совсем мой выбор, Белла. Это не мои уши.
Она задумывается и качает головой.
– Ты - ее врач. Ее… ты ее отец. Ты, как предполагается, должен сделать это. Сделать этот выбор.
Я сажаю Грейс на колени. Она играет с разноцветными вставками на коврике перед нами.
- Я сделал выбор. Я сделал выбор, предоставив ей выбирать. – Она все еще не понимает. Я целую голову Грейс и поднимаю ее с моих колен, сажая на пол между нами. – Приложи руки к своим ушам.
Она гримасничает, но делает это.
Я качаю головой.
– Прижми сильнее.
Она прижимает. Я беру пульт и увеличиваю громкость так сильно, как это вообще возможно. В течение нескольких минут позволяю Белле адаптироваться к ощущениям, а потом убираю ее руки. Ее лицо морщится, и она снова накрывает уши руками. Я выключаю телевизор.
- Теперь попробуй добавить к этому любой шум, который ты слышишь. Свой голос. Мой голос. Отопление включается и выключается. Шум от камина. Звуки ее игрушек. Чей-то случайный смех. – Я качаю головой. – Можешь представить себе эту неразбериху, Белла?
Она задумывается на мгновение, а потом кивает.
- Я думаю, что было бы более умно подождать, пока она не станет достаточно взрослой, чтобы высказать нам то, что чувствует. Я не хочу делать то, чего она не поймет. Что-то, чего не смогу объяснить, потому что она слишком мала, чтобы понять. Это больше ее выбор, чем чей-то еще.
Грейс показывает Белле кубик. Ее глаза смотрят на него, и она улыбается. Она берет кубик и смотрит на меня.
– Как сказать спасибо?
И я показываю ей пальцами. Белла старается повторить, показывая Грейс, и я не знаю, понимает ли она это или нет, но она улыбается в ответ Белле и этого достаточно.
Воскресенье.
- Готова пойти в парк? – я обращаюсь к Грейс, но в действительности к Белле.
- Ничего, если я воспользуюсь уборной сперва? Не думаю, что писала с сегодняшнего утра.
Я смеюсь и киваю.
– Поторопись. Грейс ждала тебя весь день.
Она быстро поднимается по лестнице, а я жду ее возвращения. Я слышу голоса, а потом спор. Следую на звуки и открываю дверь в свою спальню. Белла и Анжела. Они замолкают, как только видят меня.
- Что происходит?
Белла смотрит на Анжелу.
– Почему бы тебе не спросить у нее?
Анжела качает головой.
– Я сказала вам, что просто убирала вещи доктора Каллена.
- Какие вещи? – спрашиваю я. – Вы не работаете сегодня, Анжела.
- Она рылась в твоем столе, - отвечает за нее Белла.
Я смотрю и вижу открытый ящик. Я запирал этот ящик. Он не должен быть открыт.
- Я не делала этого, - спорит Анжела. – Я не понимаю, почему она это говорит. Почему вы говорите такие вещи?
Белла таращит на нее глаза.
– Потому что я видела это.
Анжела качает головой.
– Я вам никогда не нравилась. Простите, доктор Каллен, но вы знаете, что это правда. И я не имею в виду непочтительность, но она никогда не была добра со мной. Или справедлива.
- Ты - чертова сука. Ты чертова сука. – И прежняя Белла возвращается. Она толкает Анжелу, и мне приходится усадить Грейс на кровать и остановить ее.
- Прекрати. Просто прекрати это, Белла.
Она вырывает плечи из моего захвата.
– Я? Почему ты злишься на меня? Я не та, кто рылся в твоих вещах.
- Она лжет, сэр.
Я чувствую себя, как шарик от пинг-понга.
– Как насчет того, чтобы все покинули мою комнату.
Анжела считает это хорошей идеей и начинает выходить, но Белла хватает ее. Она смотрит на меня.
– Ты серьезно собираешься поверить ей?
- У меня нет причин не делать этого.
Мои слова становятся пощечиной для нее.
– И у тебя есть множество причин не верить мне… так, Каллен?
Я дотрагиваюсь до ее руки и разжимаю пальцы с запястья Анжелы.
– Разговор не о нас.
- О нас. Ты нанял эту женщину, чтобы приглядывать за Грейс. Она живет здесь с ней. Это все касается нас, Эдвард.
И это первый раз, когда она назвала меня по имени после своего возвращения. Первый реальный признак того, что Белла хочет защитить своего ребенка, и первый раз, когда она акцентировала себя на нас.
Ее глаза умоляют меня.
– Просто пусть ответит на твой вопрос. Если у нее есть уважительная причина, тогда мы пойдем в проклятый парк и я никогда больше не подниму этот вопрос.
И это достаточно справедливо. Я смотрю на Анжелу, а она молчит. И тишина никогда не была такой громкой. И все месяцы поисков моих пропавших вещей, в которые я сетовал на себя, на отсутствие Беллы, потому что она всегда находила то, что я терял, начинают приобретать смысл. Кольца Эсме, когда она мыла Грейс. Я ничего не терял. Чековая книжка. Я ничего не клал не на место. Телефон. Я не работал слишком допоздна или не скучал по Белле настолько сильно, или был неаккуратен. Кошелек Элис. Это была она. Это была она.
- У вас есть десять минут, чтобы собрать свои вещи, прежде чем я вызову полицию и они выставят вас из моего дома.
Понедельник.
- Ты можешь сказать «Я согласен»?
- Я согласен.
Она качает головой.
– Когда мы с ними сегодня. Сможешь ли ты сказать это, когда они спросят твое мнение?
Я не могу сдержать улыбку.
– Я могу спросить почему?
Она пожимает плечами, и появляется девочка Белла.
– Я видела этот фильм… гм… кино про парня и корабль. - Она жует палец, пока думает. – Тот, где он утонул.
- «Титаник»?
Она отпускает свой палец, чтобы ткнуть им в мою сторону.
– Да.
- Леонардо ДиКаприо.
Она улыбается и кивает.
– Да, он. Как бы то ни было, он снимался в другом фильме, который мы смотрели в колледже, я не помню его названия, но все-таки… он притворялся врачом и поэтому смотрел фильмы, где всегда говорили «Я согласен», и поэтому, когда он не знал, что сказать, он говорил это.
Я удивлен и немного озадачен.
– Как это делало его похожим на врача?
Она пожимает плечами.
– Я не знаю. Наверное, это то, чем занимаются врачи. Нет?
Я хрюкаю, когда смеюсь.
– Очевидно, не этот, – я указываю на себя. – Как и никто из тех, с кем я работал.
- Может быть, тебе создать такую тенденцию?
- Я не особо увлекаюсь тенденциями, Белла.
Она слегка посмеивается, и это прекрасно. Тепло. В ее глазах. Черт.
– Тогда мы могли бы подумать об этом, как о тесте. Как у первокурсников. Если один что-то делает, то все следуют этому примеру. Сегодня, по крайней мере.
- Теперь я первокурсник?
Слышится еще смех, и мне приходится засунуть руки в карманы, чтобы не прикоснуться к ней.
- Нет. Мы просто проводим тест. – Она поворачивается лицом к стеклу, где находятся другие доктора. – Они- первокурсники.
Дверь открывается, и я поворачиваю голову.
- Доктор Каллен. Мы готовы к обеду, сэр?
Я киваю.
– Да, папа. Мы готовы к обеду.
Он смеется, и мы следуем за ним и группой врачей по коридору. Мы останавливаемся в местечке в центре города. Я рад, что внутри горит камин.
Нам предоставляют лучший столик, и это так же хорошо, как и огонь. Я поворачиваюсь, чтобы помочь Белле с ее пальто, но официант уже сделал это, поэтому я сажусь.
Она просто была мила, когда улыбнулась на его комплимент по поводу ее наряда. Она просто была вежлива, когда благодарила его за придвинутый стул. Я уверяю себя в этом, но это нисколько не помогает усмирить мою ревность. Мое собственничество, которое я все еще чувствую к ней. Потребность моей руки, чтобы протянуться и лечь на спинке ее стула. Я похож на животное, которое хочет пометить чужую территорию. Это низко, и я переключаю внимание на воду, которую теперь наливает официант. Он вручает меню мне и всем сидящим за нашим столом.
До тех пор пока в мое, а не в чье-то другое ухо не раздается шепот:
- Оно на французском или на каком-то еще.
И я должен повернуться. Я должен повернуть лицо к ней, находящейся от меня всего в паре дюймов. Мне нужно сделать вдох, чтобы ответить ей, и когда я делаю так - это аромат ее волос и кожи. Блеск ее губ, настолько близкий, настолько совершенный. Эти легкие испуг и неуверенность, живущие в ее карамели.
И моя салфетка - мой спаситель, потому что я сжимаю ее и не прикасаюсь к ней. Не убираю локон волос, который скрывает часть ее лица. Не пробегаюсь пальцами по ее щеке, как в знаке заверения. Не прижимаюсь губами к ее носу или подбородку. Проклятье.
- Хочешь, чтобы я сделал заказ за тебя? – Ее глаза лишь пялятся на мой рот. И она лишь кивает, пока кто-то не обращается ко мне по имени. Я оборачиваюсь и вижу, что это доктор Стэнли.
- Разве вы не считаете, что отпуск в Аспене намного лучше, чем на Гавайях? – Она облокачивается на руку и ждет моего ответа. Я собираюсь что-нибудь ответить, когда внезапно чувствую что-то на своей ноге. Это немного больно.
- Хммм… - я быстро смотрю вниз. Это крепко сжатые пальцы Беллы. Она безучастным взглядом смотрит на доктора Стэнли. Я осторожно протягиваюсь вниз и разжимаю ее пальцы, чтобы немного облегчить боль. – Не совсем. Нам достаточно снега и холодной погоды и здесь. Я бы предпочел более теплые места.
Гораздо более теплые. Моя рука гладит руку Беллы. Я чувствую себя юнцом. Великолепно. Вода – мой лучший друг. Делаю маленький глоток, а Джессика продолжает болтать. Оф
Поиск по сайту©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование. Дата создания страницы: 2016-07-22 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных |
Поиск по сайту: Читайте также: Деталирование сборочного чертежа Когда производственнику особенно важно наличие гибких производственных мощностей? Собственные движения и пространственные скорости звезд |